"Николай Самвелян. Семь ошибок, включая ошибку автора (Маленький исторический детектив)" - читать интересную книгу автора

(телега), запряженная верблюдом. Верблюд скользил по снегу, но упрямо тянул
мажару в гору. Крестьянин, сидевший в мажаре, по случаю снегопада натянувший
поверх мерлушковой шапки мешок, не погонял животное. Да верблюд, в отличие
от лошадей, в том и не нуждался. Он торжественно, с достоинством волок
телегу. Его движения были важны и неторопливы, а печальный взгляд равнодушен
и презрителен. На длинных верблюжьих ресницах лежал снег.
Браилке пришло на ум, что все же напрасно новая администрация не
поощряет в Тавриде разведение верблюдов. Ведь они удобны, могут и в жару и в
стужу хоть неделю шагать без корма. Да и едят-то что придется - негодную ни
для людей, ни для скотины траву, бурьян, молочай.
И недаром ведь даже на гербе Крыма, начертанном светлейшим князем
Потемкиным и утвержденным Екатериной II, кроме двуглавого орла и виньеток,
увитых гроздями винограда, красовалось сразу три одногорбых верблюда...
У Ивана Яковлевича Браилки был организованный чиновничий ум. И
жизненные явления для него делились на те, что приносят пользу государству,
и те, что ему вредят. Верблюды в Крыму, по мнению Ивана Яковлевича, были
весьма полезны. И он скорбел, что это не все понимают...
Наступила ночь. Сани мчали по длинному спуску к Карасубазару, впереди
уже одиноко светился огонек у шлагбаума при въезде в город. Браилко кутался
в шубу и ощупывал в кармане письмо Нарышкина.
Витая дорога карабкалась в гору. Лошади скользили. Возница соскакивал
на снег:
- Э-эй, родные!
Сверху глядело небо. На нем мерцали далекие и колючие зимние звезды.
- Как бы волки не настигли! - сказал возница, недовольный тем, что его
погнали в ночь, когда можно было дождаться утра на станции в Карасубазаре. -
Тут всякое бывает.
Браилко улыбнулся. Он знал, что волков в Тавриде давным-давно нет.
Водились они разве что во времена Потемкина. Но просвещенная администрация
полуострова позаботилась о том, чтобы заодно с прочими безобразиями извести
и волков. Только в очень холодные зимы, когда замерзает Керченский пролив,
заходят сюда отощавшие стаи из Тамани. Браилко отбросил с ног медвежью шкуру
и спросил возницу:
- Может, мне сойти?
- Да ладно, чего уж там, - ответил тот, не добавив титула и как бы
размышляя вслух, с самим собой: ночью, зимой, да еще в холод не до табели о
рангах. - Вывезут. На то они и лошади!
И лошади спотыкались на подъемах, а на спусках пугливо вытягивали
передние ноги, чтобы затормозить накат, но все же упрямо шли вперед. В этом
идущем не от сознания, а от самого инстинкта упрямстве было нечто вечное,
какая-то загадка природы. От покрытых попонами спин валил пар. Подковы
скрежетали, наталкиваясь под тонким слоем снега на ледяную корку...
Лошади мчали в походы египетских фараонов и войско славного Александра
Македонского, римлян и их противников, средневековых рыцарей и войска,
столкнувшиеся под Бородином... Уходили цивилизации и императоры, возникали и
рушились державы, удачливым изменяло счастье, к неудачникам приходило
запоздалое порою утешение. Но неизменным оставалась мистическая верность
лошади оседлавшему ее человеку.
"Кто будет катить через сто лет по этой дороге? - размышлял Браилко. -
Далекий внук мой или же представители других племен? А сто лет назад скакали