"Испытание зверя" - читать интересную книгу автора (Моримура Сэйити)

ПЫЛИНКА И СКАЛА

Найти банду мотоциклистов оказалось не так-то просто. Во-первых, в городе, как выяснил Адзисава, таких компаний насчитывалось более десятка, они без конца то объединялись в большие «табуны», то распадались на мелкие группки. Кроме того, на Хасиро нередко совершали набеги летучие отряды из соседних городов.

Однако скоро Адзисава установил, что в черных кожаных куртках и черных шлемах разъезжают юнцы из самой буйной и многочисленной местной мотобанды, члены которой именовали себя «Бешеными псами». Их было человек двести пятьдесят, а то и триста, основную массу составляли парни в возрасте от семнадцати до двадцати лет — старшеклассники и недавние выпускники школы.

Базой «Бешеных псов» была забегаловка «Шлем», которая находилась в Тележном квартале. Туда и направился Адзисава, решив прикинуться случайным посетителем. «Шлем» оказался небольшим темным зальчиком: посередине стойка, у стен — кресла, в которых, сбившись тесными кучками, сидели парни в черных куртках и девицы с длинными распущенными волосами. Без шлемов лица «Бешеных псов» выглядели совсем нестрашными, почти детскими.

Они о чем-то болтали между собой, но понять их скороговорку, пересыпанную жаргонными словечками, было невозможно — все звуки заглушал рев музыкального автомата, «псам» приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга.

Музыка была своеобразная: по ритму она напоминала рок-н-ролл, но в мелодию врывался рев моторов. И атмосфера в баре тоже была странноватая — во всем этом гаме ощущалась не бьющая через край энергия юности, а бешеная погоня неизвестно за чем и за кем.

На стенах «Шлема» красовались фотографии тяжелых мотоциклов с подписями: «МV Августа-750-S», «Альпина-250», «Харлей-Дэвидсон FHL-1200» и тому подобными.

Сюда не часто заглядывали случайные люди, а зайдя, спешили поскорее унести ноги. Адзисава же просидел в «Шлеме» несколько дней подряд. «Бешеные псы» не обращали на чужака ни малейшего внимания. Насколько мог уловить Адзисава, разговоры у них вертелись вокруг одного и того же — мотоциклов и своих «подвигов».

«Если эти парни атаковали меня и Ёрико в парке, выполняя чей-то приказ, они непременно должны были как-то среагировать на мое появление», — размышлял Адзисава. Но «псы» словно не замечали его, казалось, их интересуют только свои проблемы. И он ни разу не слышал, чтоб хоть кто-то упомянул об истории в парке.

Адзисава уже начинал сомневаться, та ли это компания, которая ему нужна. Но однажды на улице раздался душераздирающий рев моторов, треск выхлопов, и в бар ввалилось человек двадцать парней. Они были возбуждены, громко смеялись — видимо, только что вернулись с очередного «дела». В «Шлеме» запахло потом разгоряченных тел.

— Здорово шуганули публику! — крикнул один из вновь прибывших.

— Где гоняли-то? — спросил его кто-то из сидевших. Очевидно, неписаный ритуал «Бешеных псов» требовал расспросить приятелей об их «достижениях».

— Да снова в парке. Покатали огурец! Так шуганули одну парочку, что петушок сопли распустил, а курочка с перепугу лужу сделала. Ой, умора!

Рассказчик, похоже, был у них за главаря. Размахивая руками, он принялся в подробностях описывать сцену в парке. Адзисава уже не сомневался: этот тип был среди напавших на него и Ёрико. Оказывается, нагнать страху на прохожих называлось у «Бешеных псов» «покатать огурец». Очевидно, под «огурцом» имелся в виду человек, а «катать» его надо было колесами мотоциклов. Ни в чем не повинный прохожий, ставший жертвой дикой забавы, рисковал жизнью — стоило одному из рокеров немного промахнуться, и несчастный оказался бы под колесами.

Подонки, гневно подумал Адзисава. Однако приходилось признать, что за хулиганами никто не стоял, он и Ёрико стали случайной жертвой их опасных игрищ.

Вожак, судя по всему, уже успел забыть лицо Адзисавы и как ни в чем не бывало хвастался последними «подвигами» своей команды. Адзисава поднялся, чувствуя — еще немного, и он взорвется.

Раз среди рокеров убийц не было, ничего не оставалось, как вернуться к линии Митико Ямады. Адзисава наведался в «Синема», но оказалось, что девушка не появлялась на работе с того самого дня, когда они с Ёрико ходили в кино. В кинотеатре сказали, что Митико больна. Адзисава заглянул в бакалейный магазинчик, принадлежавший семье Ямада, но девушки там тоже не было.

Тогда он решил действовать решительнее: зашел в близлежащую лавку, купил фруктов и позвонил в дверь дома. Открыла ему женщина лет пятидесяти с мягким, приветливым лицом — очевидно, мать Митико.

— Я из «Синема», — представился Адзисава, протягивая корзинку с фруктами. — Пришел справиться, как дела у Митико-сан.

— Ой, огромное вам спасибо, — закланялась женщина. — Вы уж извините, что дочка так долго на работу не выходит.

Визит незнакомца не вызвал у матери Митико ни малейших подозрений — видимо, она не была знакома с коллегами дочери.

— Как себя чувствует Митико-сан? — спросил Адзисава, довольный, что его замысел удался.

— Спасибо, ничего. Скоро уже выписывается из больницы.

«Значит, болезнь — не выдумка», — понял Адзисава, а вслух сказал:

— Если это возможно, мы хотели бы ее навестить. В какой она больнице?

Он внутренне напрягся: если родственники уже говорили администрации кинотеатра, в какой больнице лежит Митико, его обман сейчас будет раскрыт.

Женщина смущенно забормотала:

— Ну что вы, зачем… Я передам Митико, что вы заходили… Ей будет неудобно — все-таки, знаете ли, больница… Она непричесана, неприбрана.

В ее словах Адзисава уловил испуг, нежелание допускать его в больницу. Что это — действительно боязнь не угодить дочери или есть причина посерьезней?

Здесь что-то не так. Адзисава шагнул в прихожую.

— Кстати, а ведь мы так и не знаем, чем больна Митико-сан.

«Ну все, сейчас она поймет, что я не из „Синема“», — подумал Адзисава. Но мать Митико, еще больше смутившись, ответила:

— У нее аппендицит. Она уже давно жаловалась на боли, глотала лекарства, а теперь доктор велел ложиться на операцию. Митико не хотела вам говорить, стеснялась…

Адзисава сразу понял, что женщина говорит неправду. Где это видано, чтобы человек стеснялся аппендицита? Митико легла в больницу с чем-то другим, причем причину госпитализации приходится скрывать.

Убедившись, что адреса больницы ему не получить, и опасаясь излишней настырностью навлечь на себя подозрение, Адзисава начал прощаться. Тут как раз открылась дверь, и в прихожую вошла девочка-подросток в школьной форме, очень похожая на Митико. Адзисава воспользовался этим, чтобы выскользнуть наружу.

— Постойте! — крикнула мать Митико. — А как вас зовут-то?

— Неважно. Я ведь не от себя, а по поручению коллег, — уклончиво ответил на ходу Адзисава. — Ну, желаю Митико-сан скорейшего выздоровления!

Сделав вид, что уходит, Адзисава завернул за угол и стал следить за домом. Здесь, в пригороде, прохожих было немного, и вести наблюдение, не привлекая к себе внимания, оказалось не так просто. Адзисава прождал целый час, и его терпение было вознаграждено: дверь открылась, и на улицу вышла сестренка Митико с той самой корзинкой в руке. Похоже, расчет был верен — девочка направлялась к сестре в больницу. Адзисава незаметно двинулся за ней следом.

Они дошли до муниципальной больницы, что находилась в Аптекарском квартале. Девочка завернула в третий корпус. Немного выждав, Адзисава зашел в приемное отделение и спросил, в какой палате лежит Митико Ямада. Да, девушка была здесь. В третьем корпусе располагалось гинекологическое отделение. Ну конечно, подумал Адзисава, какой там аппендицит. Он вспомнил, как тяжело, еле переставляя ноги, ходила Митико. Очевидно, после изнасилования она забеременела — тогда понятно, почему мать лгала насчет аппендицита и скрывала название больницы.

Довольно скоро сестра Митико спустилась вниз — видимо, она только отдала корзинку с фруктами. Адзисава заколебался. Что ему может дать посещение Митико? Вряд ли она назовет своих обидчиков. Она, наверное, и родителям-то не сказала, кто они. А сестренке? Скорее всего, тоже нет. Хотя, помнится, когда Адзисава сказал, что девочке грозит та же участь, Митико не на шутку испугалась. Не значит ли это, что подонки, изнасиловавшие старшую сестру, и на самом деле начали крутиться около младшей?

Кто знает, может быть, Митико легче было открыться не родителям, а сестре, ведь разница в возрасте у них не так уж велика.

Адзисава принял решение и быстро нагнал школьницу.

— Ямада-сан! — позвал он.

Девочка удивленно обернулась. Лицо у нее было доброе, по-детски припухлое.

— Вы ведь сестра Митико?

— Да, — недоуменно, но без малейшего испуга взглянула на него девочка. Она, кажется, не успела рассмотреть Адзисаву во время их мимолетной встречи на пороге своего дома и теперь не узнала его.

— Мое имя Адзисава, я знакомый Митико-сан.

— А-а, вы Адзисава? — с любопытством оглядела она его.

— Слышали обо мне?

— Да, Митико рассказывала. У вас невесту убили, да?

— Она вам и это сказала?

— Да, я знаю, что вы разыскиваете убийц. Фрукты тоже вы принесли, точно? Митико так и сказала, что это вы.

Девочка испытующе взглянула ему в глаза.

— Вы знаете, кто напал на вашу сестру? — с надеждой спросил Адзисава. Наконец-то ему встретился человек, не увиливающий от ответов!

— Не знаю. Сколько раз я ее спрашивала, а она все молчит.

Увы, его радость была преждевременной.

— Она только сказала, что вашу невесту убили те же самые люди.

— Почему же тогда она их покрывает?!

— Боится. Они ей угрожают.

— А почему она не обращается в полицию?

— Ну да, чтобы весь город узнал о ее позоре? Она говорит, что скорее умрет. Но я, ух, как я их ненавижу, этих мерзавцев! — вдруг яростно крикнула сестренка Митико. Круглое, невинное личико, кажется, было обманчиво — характером девочку бог не обидел.

— Я их тоже ненавижу. И в полицию тоже обращаться не собираюсь. Я давно ищу убийц, и след вывел меня на вашу сестру. Она знает их, но молчит. А ведь это из-за них она лежит сейчас на больничной койке. Так или нет?

— Да, у нее внематочная беременность. Пришла с работы, а кровь как потечет! Увезли на «скорой», чуть не умерла!

Вряд ли эта девчушка, еще почти ребенок, толком представляет себе, что такое внематочная беременность, с невеселой усмешкой подумал Адзисава.

— И все равно ни слова о том, кто это сделал?

— Да уж я сколько раз ей говорила: «Они тебя чуть до смерти не довели, а ты их выдать боишься». Уперлась — и ни в какую. Мне иногда начинает казаться, что она их вроде как оберегает.

— Оберегает?

— Ага. Наверно, они пригрозили, что расправятся с ее родными, вот она и боится.

— Скажите, а вы никого подозрительного не видели? Ну, кого-нибудь, кто мог быть из той компании.

— Только один раз.

— Так я и знал! — вскричал Адзисава.

— Да и то не видела, а только слышала. Однажды зазвонил телефон, я сняла трубку и услышала незнакомый мужской голос. Я потом подумала, что, может, это был кто-то из тех гадов.

— Что он сказал?

— Сначала он принял меня за Митико, но она тут же отняла у меня трубку. Я видела, что ей неудобно при мне разговаривать, ну и ушла. Так и не знаю, о чем они говорили.

— А почему вы думаете, что это звонил один из преступников?

— Не знаю. Голос у него был какой-то гнусный, и потом он так грубо со мной заговорил. Митико никогда раньше не звонили подобные типы. И вид у нее был такой, словно он над ней власть имеет.

«Конечно, имеет. Он ее и насиловал. Только ему мало показалось, захотел девушку окончательно к рукам прибрать». Адзисава спросил:

— Было что-нибудь еще, что привлекло ваше внимание во время разговора?

— На том конце провода грохотала какая-то дикая музыка и трещали моторы.

— Моторы?! — насторожился Адзисава.

— Да, он звонил из какого-то очень шумного места, поэтому, наверно, и спутал меня с Митико. Там слышались еще чьи-то голоса, и я разобрала очень странную фразу.

— Какую?

— Что-то такое про огурец. Кажется, «катать огурец».

— «Катать огурец»?! — воскликнул Адзисава так громко, что девочка вздрогнула. — Извините, что испугал вас, но вы не ошиблись, там действительно сказали «катать огурец»? — стараясь подавить волнение, переспросил он.

— Ну да. Я очень хорошо запомнила — такое чудное выражение.

Выходит, он не ошибся! Преступник, несомненно, звонил из «Шлема», того самого бара, где собираются «Бешеные псы». Все ясно — убийц надо искать там. Кто-то из членов банды убил Томоко и изнасиловал Митико. И нападение в парке тоже было не случайным. Хотя кто знает? Оправдывая свое название, «Бешеные псы» могли наброситься на него и Ёрико просто так, не преследуя никаких тайных целей.

— Что это с вами? — с беспокойством спросила девочка, озадаченная неожиданным молчанием собеседника.

— Нет-нет, ничего. Быть может, я знаю, где искать преступников.

— Правда?!

— Да, вы мне очень помогли. Если узнаете что-нибудь новое, непременно мне позвоните. Вот, держите. — И Адзисава протянул сестре Митико свою визитную карточку.

Та церемонно поклонилась и представилась:

— А меня зовут Норико. Норико Ямада. И я буду очень рада, если смогу еще чем-нибудь вам помочь.

— Спасибо. Может быть, преступники будут охотиться за вами, так что не выходите на улицу ночью и не гуляйте в безлюдных местах.

Наконец-то после длительной борьбы в одиночку у Адзисавы снова появился союзник.

«Катать огурец». Это была игра «Бешеных псов». Если даже идею позаимствовала у них еще какая-нибудь мотобанда, те наверняка придумали бы для этой «забавы» свое название. Но как найти среди двухсот, а может быть, и трехсот юнцов преступников?

Адзисава снова зачастил в «Шлем». Он обходил всех парней подряд и спрашивал, не знают ли они Митико Ямаду, что работает билетершей в «Синема». Его интересовало, как будет реагировать каждый из «псов», но все равнодушно пожимали плечами и отвечали, что такую не знают. Некоторые, правда, с вызовом спрашивали:

— Чего это ты, дядя, тут ходишь, выспрашиваешь?

Но Адзисава ждал не такой реакции, а потому миролюбиво отвечал:

— Да ищу одну знакомую. Мне говорили, что она тут бывает.

— Не, не слыхали про такую, — отвечали ему. — А чего у тебя с ней?

— Просто знакомая.

— Ха! «Знакомая»! Заливай, заливай, — гоготали парни. — Мотал бы ты отсюда, дядя, больно часто тут крутишься. Ты часом не легавый?

— Кто, я? Скажете тоже, ребята, — смеялся Адзисава.

Парни окружали его гурьбой, угрожали разорвать на части, если он из полиции, тогда Адзисава показывал им свою визитную карточку.

— Страховой агент? — удивлялись «псы». — А какого хрена тебе тут надо?

— То есть как? Вы же мотоциклисты, отчего бы вам не застраховаться? Застрахуешься — и гоняй себе на здоровье, ничего не страшно.

Каждый раз такая стычка заканчивалась громким хохотом, и кто-нибудь из парней, вволю насмеявшись, говорил:

— Попусту время тратишь. Не станет никто из наших страховаться — придумал тоже.

Первые два дня расспросов ничего не дали, однако на третий день вечером, когда Адзисава возвращался домой, неподалеку от того места, где убили Томоко, чей-то голос окликнул его из темноты:

— Господин Адзисава, если не ошибаюсь?

Он вгляделся во мрак и увидел в тени деревьев несколько темных фигур.

— Да, это я.

В глаза ему ударил яркий свет, уши заложило от бешеного рева моторов; на дорогу вылетело стальное чудище, несясь прямо на Адзисаву. Он едва успел отскочить в сторону, а на него мчался уже второй мотоцикл, за ним — третий. Вот они — убийцы! Они устроили ему засаду!

Три мощные машины поочередно атаковали беззащитного пешехода, стремясь сбить его с ног. Если тогда, в парке, была хоть и жестокая, опасная, но игра, то теперь Адзисава знал: у этих намерения самые серьезные.

«Бешеные псы» на полной скорости мчались прямо на него, а промахнувшись, тут же разворачивались, чтобы не дать ему скрыться в зарослях. Прохожих в этот поздний час не было, да и вряд ли Адзисава дождался бы от них помощи.

Вот он оказался зажат с трех сторон, деваться было некуда. Свет фар слепил ему глаза, лиц седоков рассмотреть он не мог. Рев моторов стал чуть тише, и один из мотоциклистов крикнул:

— Зачем тебе понадобилась Митико Ямада?

— Я же говорил, она — моя знакомая!

Эти трое убили Томоко. Они хорошо знают окрестности, именно здесь подстерегли они девушку. Не случайно и ему преступники устроили засаду в тех же самых зарослях.

— Откуда ты ее знаешь?

— Мы с ней друзья.

— Врешь! Чего тебе от нас надо?

— От вас? Ничего! Разве что застраховаться желаете?

Адзисава нарочно тянул время, лихорадочно соображая, как ему быть. Он так долго шел по следу, и вот наконец убийцы перед ним. Такой случай упускать было нельзя.

— Если хочешь жить, — пригрозил мотоциклист, — оставь Митико в покое.

— Это еще почему?

— Потому что я так сказал. И в «Шлеме» чтоб тебя больше не было. Такой падали, как ты, там делать нечего.

Адзисава с трудом сдерживал готовые сорваться слова о том, что он знает, кто убил Томоко. Если бы «псам» стало известно, что он разыскивает не обидчиков Митико Ямады, а убийц Томоко Оти, они бы не задумываясь прикончили его прямо сейчас.

Ему помог случай. Издалека донесся вой сирены — то ли патрульная машина мчалась куда-то по вызову, то ли кто-то все же видел, как рокеры напали на прохожего, и позвонил в полицию.

Звук сирены спугнул «псов». Они взревели моторами своих мотоциклов и крутанули ручки газа.

Этого момента и ждал Адзисава. Когда второй мотоцикл проносился мимо, он взмахнул рукой — что-то сверкнуло змейкой в свете фар, завизжали спицы переднего колеса, и машина полетела кувырком. Ездока выбросило из седла и отшвырнуло метров на пять в сторону. С глухим стуком он ударился головой о мостовую и застыл в неподвижности. Третий мотоциклист, не успев свернуть, налетел на распростертое тело. Его машина тоже накренилась набок, но каким-то чудом выпрямилась и с бешеной скоростью унеслась следом за первым мотоциклом. Дорога опустела — на ней осталось лишь недвижное тело в черном.

Адзисава подбежал к нему и увидел, что рокер жив — очевидно, шлем смягчил удар об асфальт, — но лежит без сознания. Рядом затормозил полицейский автомобиль.

— Что случилось? — крикнули оттуда. — Мы приехали по вызову. Кто-то сообщил, что хулиганы на мотоциклах напали на прохожего.

Из машины, опасливо озираясь по сторонам, вылез полицейский.

— Все в порядке. Услышав сирену, они смылись. Один со страху не удержался в седле и, кажется, здорово расшибся.

Услышав, что хулиганов здесь уже нет, полицейский расправил плечи и подошел к оглушенному мотоциклисту. Пока он вызывал по рации «скорую помощь», Адзисава быстро наклонился над мотоциклистом, снял что-то с переднего колеса и незаметно спрятал в карман. Это было оружие, изготовленное им специально на случай схватки с «Бешеными псами» — тонкая стальная цепочка с гирьками на обоих концах, нечто среднее между цепом и нунтяку.7 Вряд ли выбитый из седла рокер успел понять, что произошло с его мотоциклом, да и двум остальным, успевшим унести ноги, особенно приглядываться было некогда.

Впервые Адзисава продемонстрировал свою выучку — всего лишь на краткий миг, но и того оказалось достаточно, чтобы вывести из строя одного из врагов.

Пострадавшего доставили в городскую больницу. Это был семнадцатилетний школьник по имени Сюндзи Кадзами. Кроме травмы головы у него еще обнаружили перелом правой ключицы.

Рентгеноскопия не выявила признаков кровоизлияния в мозг, однако удар головой о мостовую был силен, и врачи не стали торопиться с диагнозом.

Родители парня, услышав о несчастье, немедленно приехали в больницу. Сюндзи Кадзами был из весьма состоятельной семьи, его отец владел известной в городе стоматологической лечебницей.

Обливаясь слезами, мать причитала:

— Он у нас младшенький, потому, видно, и вырос такой балованный. Все ему покупали, ни в чем не отказывали, и вот что получилось! Когда он стал мотоцикл требовать, уж как я не хотела, как не хотела! Ох, стыд какой — напал на человека! Сам и виноват, что разбился!

Впрочем, жизнь юнца была вне опасности. Адзисава не выказывал чрезмерного возмущения совершенным на него нападением, поехал вместе со «скорой» в больницу, и мать Кадзами, потрясенная таким великодушием, беспрерывно то благодарила его, то рассыпалась в извинениях.

— Ничего, ничего, — заступался он за ее сына. — Я сам виноват. Не надо было среди ночи таскаться по улице в одиночку, ввел ребят в искушение. Я же понимаю — такой у них сейчас трудный возраст. Вы уж не наказывайте его слишком строго.

Родители Кадзами были просто очарованы. Адзисава даже получил разрешение навещать их сына в любое время.

Видя этого посетителя, Кадзами каждый раз начинал дрожать от ужаса, но родители относили такую реакцию за счет чрезмерной мнительности своего сына.

— Ну что ты, что ты, — увещевала его мать. — Это же не человек, а золото. Вы с приятелями его чуть не задавили, а он каждый день приходит, беспокоится о тебе. Постыдился бы.

Парень не мог объяснить матери истинную причину своего страха и только жалобно повторял:

— Мамочка, этот тип меня убьет! Скажи, чтоб его сюда не пускали!

Сам он не мог даже пошевелиться — его грудь была закована в гипс.

— Что ты несешь?! — возмущалась мать. — Это ты его чуть не убил!

— Ну хотя бы переведите меня в общую палату!

— Дурачок, здесь же тебе спокойнее, одному-то.

— Я знаю, он меня ненавидит за то, что мы над ним так подшутили! Он мне отомстит!

— Ты же был там не один!

— Но здесь-то я один. И я даже встать не могу!

Кадзами панически боялся, что Адзисава расправится с ним, когда в палате не будет ни родителей, ни медсестры. От страха его лицо было покрыто липкой испариной.

На третий день после того, как Кадзами попал в больницу, глубокой ночью, кто-то с силой потряс его за плечо. Открыв тяжелые со сна веки, парень увидел низко склонившееся над ним лицо. Адзисава! Кадзами дернулся, но гипс крепко держал его.

— Ну-ну, не шебаршись, а то кость не срастется, — усмехнулся Адзисава и надавил ладонью на забинтованную грудь больного. Движение было совсем мягким, но Кадзами показалось, что на него взвалили огромный груз.

— Т-тебе чего? — прохрипел он, собрав все свое мужество. Он не знал, который сейчас час, но было явно далеко за полночь.

— Да вот пришел тебя проведать.

— Приходил уже… Днем.

— Видишь, успел соскучиться.

— Сейчас неприемные часы. Проваливай!

Кадзами потихоньку сунул руку под подушку, где находилась кнопка вызова медсестры.

— Куда?! — стиснул его пальцы Адзисава.

— Д-да нет, это я так просто…

— Звоночек, наверно, ищешь? — Адзисава показал шнур, который, оказывается, был у него в руке.

Кадзами затрепетал.

— Если тебе чего надо, — улыбнулся посетитель, — ты мне скажи. Зачем сестру беспокоить?

— Ничего мне не надо!

— Вот и хорошо. Значит, звоночек нам не понадобится. — И Адзисава отложил шнур подальше.

— Я спать хочу! Чего тебе от меня надо?

— Спросить кое о чем хочу.

— О чем? — Голос Кадзами дрогнул.

— Зачем вы на меня напали?

— Так просто. Чтобы не шлялся в наш бар.

— Да? А почему мне нельзя интересоваться Митико Ямадой?

— Я… я не знаю.

— Ну как же, разве вы не так говорили?

— Н-не помню…

— Что ж, придется помочь тебе вспомнить.

— Я ничего не знаю! Правду говорю!

— В каких вы отношениях с Митико?

— Слушай, ну забудь ты о нашей дурацкой шутке! Ну прости меня!

— Как зовут тех двоих? Где они живут?

— Я их не знаю.

— Разве они не из «Бешеных псов»?

— Мы только-только познакомились в «Шлеме». Я не знаю, кто они и откуда.

— Ничего-то ты не знаешь. Ладно, будем восстанавливать твою память.

Адзисава, нехорошо, улыбнувшись, наклонился над кроватью.

— Ты чего?! — сжался Кадзами.

— У тебя, видно, провал в памяти, ты же головой стукнулся. Для восстановления памяти нужен новый шок — это тебе любой врач скажет. Вот я и хочу пару раз постучать твоей башкой об стенку. Вдруг поможет?

— Не надо!

— А что прикажешь делать? Травме твоей это, конечно, вряд ли пойдет на пользу, но память-то важнее. Говорят, если бы не шлем, тебе бы каюк, у тебя и сейчас еще голова слабенькая. Прямо не знаю, выдержит ли — ты ведь сейчас без шлема.

— Я полицию вызову!

— Это каким же, интересно, образом? — спросил Адзисава, поигрывая шнуром.

— Уходи!!!

— А ты ответь мне, и я уйду.

— Я ничего не знаю!

— Я вижу, ты плохо понимаешь свое положение. Дружки тебя бросили, дали деру. Один чуть не раздавил тебя. И ты будешь их покрывать?

Кадзами молчал.

— Ну как хочешь. Приступим к шоковой терапии. — Адзисава крепко сжал обеими руками голову парня.

— Нет! Погоди!

— Будешь отвечать?

— Я ее не трогал!

— Разве вы не втроем насиловали Митико?

— Я только стоял на стреме. Как всегда.

— А кто насиловал?

— …

— Ну же!

— А ты меня не выдашь?

— Если скажешь правду, никто не узнает.

— Это были Босс и Цугава.

— Босс и Цугава. Кто они?

— Цугава работает на автомобильном.

— А Босс?

— Боссом тебе лучше не интересоваться.

— Давай-давай, выкладывай.

— Его фамилия… Ооба.

— Что-что?

— Это сын мэра…

— Ваш Босс — сын самого Ообы?!

У Адзисавы словно пелена с глаз упала.

— Да, он у нас за главного. Мы в одной школе учимся.

— Насколько я знаю, у мэра три сына.

— Он — младший.

«Все-таки попалась птичка, — подумал Адзисава. — А за ней и всю семейку выловить можно».

— Итак, Митико насиловали Цугава и сынок мэра?

— Да. Босс давно на эту девчонку глаз положил. Уж он подкатывался к ней и так, и этак, а она ни в какую. Ну, мы и подловили ее возле теплицы… Босс говорил, чтобы и я тоже попользовался, но мне чего-то было неохота…

— Вы ее и потом в покое не оставили, верно?

— У нее папаша шофером автобуса работает, а президент автобусной компании — брат Босса. Босс девчонку и припугнул, что, если она артачиться будет, брат выпрет ее старика с работы.

— А кто вам про меня рассказал? Митико?

— Нет. Наши из «Шлема» рассказали, что какой-то тип разыскивает Митико Ямаду… Мы только пугнуть хотели, ей-богу!

— Ты говорил, что всегда стоишь на стреме…

— Да. Иногда Босс посылает меня сказать что-нибудь очередной девчонке или там вызвать ее из дому. Ни одну из них я не трогал, честное слово!

— Значит, Митико Ямада — не единственная ваша жертва, — как бы между прочим обронил Адзисава, подбираясь к главному.

По лицу Кадзами мелькнула тревожная тень.

— По большей части это были шалавы всякие.

— И Томоко Оти тоже?

Удар попал точно в цель. Кадзами стал белее мела.

— Что это ты побледнел? Припоминаешь, как ночью второго сентября, а если быть точным, на рассвете третьего, ваша троица изнасиловала и убила Томоко Оти?

— Нет!!! Это не мы! Я ничего об этом не знаю!

Одно дело — изнасилование, другое — убийство. Кадзами, полагавший, что Адзисава ищет только обидчиков Митико, был потрясен.

— Не знаешь? А что же ты затрясся-то весь?

— Я не виноват!

— Не ори. Вы напали на меня в том же самом месте, где погибла Томоко. Любите это местечко, да?

— С-случайность, чистая случайность!

— Ладно, не буду тратить на тебя время. Цугава и ублюдок Ооба сами мне все расскажут, когда я сообщу им, что Кадзами раскололся.

— Не надо! Только не это!

— Тогда выкладывай все начистоту. Кто убил Томоко Оти? Вас было трое или больше?

— Не говорите им про меня, прошу вас! Они меня прикончат!

— Если не расскажешь мне все как было, обязательно прикончат. Ты, может, ее и не убивал, а все одно тебе конец. И подохнешь-то глупо, как последний идиот. А признаешься мне во всем, полиция тебя защитит от дружков.

— Как же, защитит она. Вы что, не знаете, что она перед папашей нашего Босса на задних лапках ходит?

— Значит, я не ошибся. Убивал этот щенок Ооба.

Кадзами в отчаянии вскрикнул.

— Все, парень, ты проболтался. Он убивал, а ты ему помогал.

— Я не помогал! Я следил за дорогой и знать ничего не знал! Вдруг выбегают из кустов Босс и Цугава, рожи перекошенные, и, ни слова не говоря, рванули с того места. Это уж я потом узнал, что они ту девчонку убили. С тех самых пор у меня душа не на месте.

— А почему вы напали именно на Томоко Оти? Тоже охотились за ней, как за Митико?

— Нет. Мы гоняли в ту ночь по улицам, как всегда втроем. Вдруг видим, идет девчонка — одна-одинешенька и из себя ничего. Ну и сцапали ее. Только она, кажется, слишком сильно брыкалась, вот они и придушили ее крепче, чем следовало. Меня при этом не было, так что это только мои догадки… Я правду говорю, вы мне верите? Я бы не смог убить человека!

«Я был прав, статья для „Вестника“ ни при чем. То, что Томоко убил сын мэра, — случайное стечение обстоятельств».

— Значит, вас было трое: Ооба, Цугава и ты.

— Да. Но я только стоял на стреме.

— Вас, «Бешеных псов», в банде сотни три. Почему же вы трое все время держались вместе?

— Всей командой мы на крупные дела выезжали, а девчонок всегда ловили только втроем. Чтоб не было лишнего трепа. Это еще с прошлого года так повелось — мы тогда случайно оказались втроем. И как раз одна бабенка нам попалась по дороге… Сделали ее — понравилось.

— Что ж тебе могло понравиться, если ты только на стреме стоял?

— Босс мне неплохо за это платил…

— Ну ты и мразь. Что, тебе папаша с мамашей мало денег давали?

— Я хотел купить машину помощнее. У моей движок всего на пятьсот кубиков!

«Славный мальчонка, — мысленно усмехнулся Адзисава. — Зарабатывает на новый мотоцикл, помогая дружкам девушек насиловать. Технический прогресс мчится вперед так резво, что душе за ним никак не поспеть. Дырку в своей душе они хотят заткнуть техникой, что ли?»

Он нашел убийц Томоко. Убийство было совершено не по приказу мэра, но столкновения с империей Ооба все равно не избежать. Она заплатит полной мерой за муки и смерть Томоко.

Он должен собрать в единый кулак все свои силы и все свое мужество. Что такое он один против этой махины — пылинка против скалы. Что ж, пусть так: порох тоже состоит из пылинок, а им подрывают скалы.

— Я нашел тех, кто изнасиловал вашу сестру, Норико-сан.

— Неужели правда?! — поразилась Норико. Адзисава рассчитывал на помощь этой девочки в грядущей схватке с хозяевами города.

— Правда. Их было трое.

— Кто они?

— Они из «Бешеных псов». За главного у них некий Наруаки Ооба.

— Ооба?

— Да, младший сын мэра. Остальные двое были у него на посылках.

— Значит, в этом деле замешаны Ооба… — Голос Норико потускнел. Теперь она поняла, почему сестра так упорно не желала называть имени своего обидчика.

— Ну и что? Это что-нибудь меняет?

— Разве с ними сладишь…

— Послушайте, я отлично помню, где работает ваш отец. Но этот тип изнасиловал вашу сестру, убил мою невесту. Если мы вместе подадим на него в суд, ему не уйти от наказания.

— А что, есть доказательства?

— Один из подручных Наруаки во всем сознался.

— Нет, я боюсь.

— Норико-сан, нам с вами нельзя трусить. Я уверен, что многие из горожан нас поддержат. Надо найти в себе мужество!

— Почему именно я должна идти на это? Ведь изнасиловали-то не меня, — жалобно произнесла Норико, на которую имя Ооба произвело магическое действие.

— Они могут и до вас добраться. И потом, ваша сестра была не единственной жертвой этой троицы, просто все молчат. И будут еще новые жертвы. Нельзя упускать такой возможности рассчитаться с этими подонками.

— Чего же вы от меня хотите?

— Убедите сестру и родителей подать на Наруаки Ообу в суд. Изнасилование было групповым, поэтому по закону заявление самой потерпевшей даже необязательно, но все-таки лучше, чтобы именно она обратилась в органы правосудия. Я не очень полагаюсь на того парня, который сознался, — он может отказаться от своих слов. Даже наверняка откажется, если полиция нажмет на него как следует. Без заявления Митико не обойтись.

— Она не захочет.

— Потому я и обращаюсь к вам. Поймите, если не дать бандитам отпор, они не оставят Митико-сан в покое.

— Думаете, не оставят? — побледнела Норико.

— Уверен. Разве такие выпустят добычу из рук? Нет, они еще покуражатся над ней вволю.

Девушка молчала.

— Норико-сан, неужели вы еще колеблетесь? Нужно действовать! Слушай, девочка, — схватил ее Адзисава за плечо, — если ты хочешь спасти сестру, не теряй времени даром!

Затем Адзисава навестил Горо Уракаву, бывшего заведующего отделом «Вестника Хасиро». Тот так и сидел дома, как бы под домашним арестом, временно отстраненный от дел по приказу главного редактора. Впрочем, формулировка «временно» никого не обманывала. Жалованье, правда, ему шло прежнее, так что семья не бедствовала. Делалось это специально: человек, доведенный до крайности, мог стать опасен, а так он был надежно обезврежен.

Вынужденное бездействие продолжалось не так уж долго, но Уракава совсем опустился. Адзисава застал его валяющимся на неубранной кровати и тупо глядящим в телевизор. Время было дневное, но от бывшего редактора сильно пахло спиртным. Взгляд налитых кровью глаз был жалок и растерян, лицо заросло многодневной щетиной. Уракава выглядел намного старше своих лет. Хоть он и смотрел на экран, но было заметно, что мысли его витают где-то далеко.

Трудно было поверить, что этот человек еще совсем недавно вместе с Томоко Оти пытался нанести сокрушительный удар по империи Ооба. Адзисава увидел наглядный пример того, во что превращается человек, лишенный своего любимого дела.

Уракава неузнавающе поглядел на гостя и отвернулся. Система «домашнего ареста» сработала безотказно.

Уже не надеясь на успех, Адзисава заговорил о том, что привело его сюда. Страстные речи гостя не оказали на бывшего редактора ни малейшего воздействия — было непонятно, слушает он или нет.

— Уракава-сан, появился шанс отплатить им за все. В дамбе найден труп Акэми Идзаки, выяснилось, кто убил Томоко Оти. Убийца, сын мэра, во главе банды хулиганов терроризирует горожан, насилует их дочерей! Если все пострадавшие объединятся, а вы как журналист еще и выступите с разоблачением аферы в низине Каппа, империя Ооба рухнет. Вы же профессионал, Уракава-сан, нам не обойтись без вашего пера.

— Все это чушь, полнейшая чушь, — прервал Уракава посетителя, дохнув на него перегаром.

— Чушь?!

— Да. Ничего у вас не выйдет. Бороться с Ооба — это воевать с ветряными мельницами. Бред!

— Нет, не бред! Вы же наверняка читали, что тело Акэми Идзаки найдено. Все сейчас только и говорят об этой истории, о дамбе. Самое время выступить с разоблачением.

— Бред, я сказал! Подумаешь, труп нашли. При чем здесь земля?.. А хоть бы и при чем, мне до этого дела нет.

— Как это нет?! — воскликнул Адзисава. Он хотел напомнить хозяину дома о деле, за которое отдал жизнь Сигэёси Оти, но сдержался — разговор грозил перейти в ссору.

— Кончено, все давно кончено, — пробормотал Уракава. — Уехать бы отсюда куда-нибудь, да поздно, годы уже не те. Ничего, главное — помалкивать и вести себя тихо, тогда можно и тут прожить. Зарплата, слава богу, идет, жена довольна… Первое время, действительно, было как-то не по себе, а потом я понял: какой смысл пахать, нутро перед читателями выворачивать, все равно им наплевать и на газету, и на меня. Их ничего не интересует, кроме рекламы стиральных порошков и будильников. Все они таковы, все до единого. А мы… мы только болтаем, что работаем ради общества: кто платит, тот и заказывает музыку. Был журналист Уракава — и нет его, а обществу наплевать. Работаю я, не работаю — все одно. И так скоро пора на пенсию. А тут и надрываться не надо, и денежки идут. Теперь-то я понял, как надо жить. Раньше, бывало, и с женой словом перемолвиться времени нет. Разве это жизнь? Вот теперь — живи не хочу.

— Вы говорите неправду. Вам тошно и одиноко без работы, поэтому вы и заливаете горе вином.

— Я не собираюсь дискутировать с вами по этому вопросу. Меня такая жизнь устраивает, поняли? Левые, правые, революция, контрреволюция — мне на все начхать. Оставьте только меня в покое и творите, что хотите.

— А не противно вам будет жить, зная, что ваше молчание куплено жалкой подачкой?

— Подачкой?! — Хмельной взгляд журналиста вспыхнул гневом.

— Разве нет? Вы же продали и совесть, и журналистскую честь за вашу «зарплату». Ну, если не продали, то забыли о них. Не продешевили, а?

— Идите вы… Семья и спокойная жизнь — вот все, что мне нужно. Хватит с меня романтики и болтовни о справедливости. Все, разговор окончен, убирайтесь.

— Подумайте. Неужели вы сдались? Неужели пропьете свое призвание? Будете закрывать глаза на то, что творят Ооба и компания? Не противно вам?

— Нет. А вы-то сами, чего вы добиваетесь? Ну, свалите вы Ообу, а дальше что? Думаете, людям лучше жить станет? Ха! Мир каким был, таким и останется. Может, еще и похуже времена начнутся. Сейчас хоть порядок и покой. Если империя Ооба рухнет, она погребет нас всех под обломками! Какое нам дело до низины Каппа? Все равно земли эти были бросовые, их каждый год водой заливало. Спасибо надо сказать мэру, что он добился строительства дамбы. А уж вам-то, чужаку, в наши дела вообще соваться нечего! Нашли убийц Томоко-сан — и прекрасно, вот и подавайте на них в суд. А дамбу не трогайте, понятно? И ради бога, уходите, я спать хочу.

— Не собирались дискутировать, а целую речь произнесли в защиту Ообы. Подачку отрабатываете? — язвительно бросил Адзисава.

Мутные глаза журналиста на миг прояснились, он открыл было рот, хотел что-то ответить, но вдруг обмяк и только безвольно махнул рукой.