"Николай Самохин. Юмористические рассказы " - читать интересную книгу автора

- Видите ли, - начинает объяснять он. - У вас, собственно, пока еще нет
рассказа, а есть скорее этюд, набросок...
- Сынок! - говорю я. - Мне все равно, как назовете. Главное - тут
правда все. С жизни списано. С натуры.
- Видите ли, - поднимает он бровки. - Как бы вам растолковать?.. Есть
правда жизни, а есть правда искусства...
- Ах вон что! - говорю. - Тогда ясно. Если их у вас столько развелось,
то где же тут правды добьешься.
В общем, заклевали они меня вконец и запутали. Сколько ни носил
рассказов - результат тот же: то шибко туманно, то шибко прозрачно, мяса
нет - одни кости, костей нет - одно голое мясо... В молодежной газете
какой-то длинноволосый раз даже предъявил, что я жизнь плохо знаю.
Это я плохо знаю! Да я огонь и медные трубы прошел, четыре раза тонул,
с топографами голодал, в подземелье спускался, с крыши падал!.. Ах, думаю,
мозгляк сопливый! Повисел бы ты, как я, полтора часа на карнизе - что бы ты
тогда запел?!
Не знаю, чем бы все это кончилось, да, спасибо, один хороший человек
меня надоумил. Один литературный консультант в журнале. Такой позеленевший
старичок из старой редакторской гвардии. Заприметил он меня, видать, и
посочувствовал.
Отозвал как-то раз в сторонку и говорит:
- Извините, что вмешиваюсь, но я вам в отцы гожусь и хочу дать один
важный совет. Не обидитесь?
- Какая может быть обида, - отвечаю. - Только этого и добиваюсь.
Тогда старичок поманил меня нагнуться и шепотом, на ушко, говорит:
- Писать, юноша, надо так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно.
Соображаете?
- Вас понял, - сказал я, с чувством благодарности пожал этому старичку
руку и пошел домой.
Дома я сразу настроил машинку для печатанья через один интервал,
обложился бумагой и засел.
Два месяца сидел безвылазно. Сочинил шестьсот страниц с лишком. Словам
было очень тесно. Некоторые даже вовсе не помещались, и я их тогда мелким
почерком, от руки, вписывал на второй этаж, сбоку и с обратной стороны.
Рукопись получилась такая, что в папку не полезла. Но я придавил ее
коленом и зубами затянул тесемки.
Мыслей на всю эту площадь я, помня наказ старичка, подпустил две
штуки - чтобы они нигде друг с дружкой не сшибались и не застили. Одну, как
сейчас помню, насчет того, что в городах повсюду надо сажать вместо тополей
березки, поскольку с тополя летит вредный пух и затрудняет дыхание. А
вторую, совсем независимую, из другой области: о теперешней молодежи и как
она не соблюдает традиции.
Редактор в издательстве (тот самый - строгий, в очках) как увидел мою
папку, так с лица переменился и залебезил. Водой минеральной стал угощать и
сам выпил два стакана. Совсем другой человек - куда что девалось.
По рукописи одно только замечание и сделал.
- Да, - сказал, - тесновато у вас словам, пожалуй.
- Ничего, - ответил я, - В тесноте - не в обиде. - И, наклонившись
ближе к нему, добавил: - Зато мыслям просторно.
Сейчас жду окончательного решения по своей книге. А пока времени зря не