"Огненная дорога" - читать интересную книгу автора (Бенсон Энн)

Двадцать три

Как и предсказывал де Шальяк — и Алехандро усердно молился, чтобы это произошло, — симптомы таинственной болезни графини Элизабет вернулись на следующее же утро. Пришлось им снова ехать; де Шальяк не мог изменить данному королю слову позаботиться о здоровье принца и его семьи, какой бы незначительной ни была болезнь.

Алехандро скакал бок о бок с Джеффри Чосером, охранники держались позади. Де Шальяк значительно отстал от остальных, лелея свое возмущение этой ничтожной, никому не нужной поездкой. Время от времени Алехандро оглядывался и награждал француза улыбкой, которая лишь усиливала раздражение последнего.

Где-то на полпути Алехандро наклонился к Чосеру и негромко спросил:

— Вам ведь по душе интриги, юный Чосер?

— Неужели это так заметно?

— Не меньше, чем синяки на заднице у шлюхи, — ответил Алехандро.

Он не привык к таким выражениям, но парню, похоже, непристойности нравились, и Алехандро хотел создать ощущение дружеской близости между ними.

Чосер рассмеялся.

— Ну, они не так уж бросаются в глаза.

— Я готов предоставить вам возможность стать участником интриги высочайшего свойства.

— Ох, я весь внимание, сэр!

— Насколько я понимаю, Чосер, вы преданы лорду Лайонелу?

— Вообще-то моя истинная преданность принадлежит леди Элизабет, хотя, если милорду требуется, я всегда к его услугам.

— Однако на верность вы присягали…

— Графине, сэр. Я начал свое служение в ее семье.

— Она умеет выбирать пажей. Вы человек очень способный. И сообразительный.

— Спасибо на добром слове, доктор. Однако внутри меня есть еще «сообразительность» особого рода, которая пока не нашла себе выхода. Я мечтаю о том дне, когда мое служение закончится и я смогу полностью посвятить себя литературе.

Это признание удивило Алехандро. Оказывается, их мечты очень схожи.

— Вы человек того же душевного склада, что и я.

— Очень может быть. Однако расскажите, доктор, что за интрига?

— Ах, я чуть было не забыл! Помните Жака, племянника мсье Марселя?

— Конечно. Грубоватый рыжеволосый парень, слегка развязный. Однако… не явись тогда он и его дядя столь вовремя, моя добрая репутация могла быть навсегда скомпрометирована.

Алехандро усмехнулся.

— Ваша добрая репутация сохраняется в целости и неприкосновенности ровно до тех пор, пока в очередной раз не представится возможность ее скомпрометировать. Насколько я помню, тем вечером эта возможность имела очень даже миловидный облик.

— Пожалуй. Так что этот Жак, мой невольный спаситель?

Алехандро заговорщицки улыбнулся Чосеру.

— Он обещал помочь мне.

— В чем?

— В организации встречи с некоей леди.

— Возможно, эта леди мне знакома, доктор? — с живейшим интересом спросил Чосер.

— И очень близко, друг мой. Очень близко.

Парень расплылся в улыбке.

— И леди тоже будет желать этой встречи?

— Надеюсь, об этом мне поведаете вы — учитывая вашу близость с ней.

— По моему мнению, добрый сэр, все леди на свете должны желать встречи с вами — учитывая ваш изящный облик, острый ум и, позвольте заметить, атмосферу очарования, которая вас окружает.

«Атмосферу очарования? Это просто смешно!»

Однако если парень так думает, это Алехандро на руку.

— Вы льстите мне, — сказал он. — Но вы не ответили на мой вопрос. Прошу вас, сделайте это и будьте откровенны.

— Не сомневаюсь, она останется довольна. Однако главная трудность в том, как сделать так, чтобы вы могли принять участие в этой встрече, верно?

— Де Шальяк хочет, чтобы я посвящал все свое время нашей работе, а не тратил его на подобного рода встречи. В этом он очень требователен и обладает тонким чутьем, прямо как слон.

— Слон! Вы видели этих замечательных животных?

— Только в книге.

— Расскажите, на что они похожи.

— В другой раз, Чосер. Мы еще не разработали свой заговор, а время уходит.

— Ох, да! Простите.

— Юношеский восторг всегда простителен. В любом случае те два головореза, которые скачут позади, охраняют меня днем и ночью — де Шальяк приставил их следить, чтобы я не отрывался от нашей работы…

— И эта работа, ввиду ее секретности, интригует сама по себе, должен заметить.

— И это мы обсудим в другой раз. В данный момент меня волнует только интрига любовная. Ревнивое внимание де Шальяка не оставляет мне возможности встретиться с упомянутой леди наедине.

— А вы уверены, что ревность де Шальяка связана только с работой, что он не ревнует вас в некотором другом смысле? Может, он не хочет, чтобы вы встретились с графиней, потому что это задевает не только его сердце, но и… другое место.

Алехандро оторопело поглядел на Чосера.

— Это всего лишь наблюдение, доктор, не смотрите на меня так. Он не сводит с вас глаз.

Если Алехандро и заметил это, то не придал значения. Однако Чосер был прав; де Шальяк наблюдал за ним более внимательно, чем требовалось, даже учитывая, что он его пленник.

— И это Париж, где Бог, похоже, часто отводит взгляд, — закончил Чосер.

Алехандро неловко поерзал в седле.

— Думаю, не время сейчас обсуждать замыслы Божьи.

Чосер рассмеялся.

— Тоже правда. Тогда к делу.

— Жак согласен помочь мне сбежать от де Шальяка, всего на один день, чтобы я мог провести какое-то время наедине с той леди, о которой мы говорили. Он готов замаскироваться и похитить меня. Ваша помощь будет состоять в том, чтобы сообщить ему, когда леди в следующий раз призовет меня к себе. Об этом я рассчитываю договориться сегодня, а вы, если не возражаете, отнесете Жаку записку, где будет указано время. Нужно приглядеть подходящее место по дороге, где я сверну за угол, а мои охранники еще не успеют. Если все пойдет хорошо, я наконец смогу встретиться с леди с глазу на глаз.

— По-моему, это вполне реально. Не слишком хитроумная интрига. В наши дни похищение в Париже — не такое событие, чтобы о нем слагать легенды. Однако соглашусь я с одним условием — если буду сам присутствовать при «похищении». Хотелось бы, знаете ли, увидеть это событие своими глазами.

— Зачем?

— Чтобы позже достоверно описать его, сэр. Кто знает, вдруг понадобится?

— Вы только что сказали, что из этого легенды не получится.

— Если только я не решу, что оно того стоит, — уверенно заявил молодой человек. — Литература — моя слабость, и я имею в ней немалый опыт. Только представьте себе, доктор… прелестная графиня, изнывающая от скуки спокойного, лишенного волнующих страстей брака, сражена наповал обаятельным, эксцентричным испанским доктором, таинственным человеком, завоевавшим ее сердце своим мягким обхождением… бегство из неволи… возможно, трагедия.

Алехандро подумал, что Чосер занятный молодой человек, но не смог сдержать смеха. Какую романтичность привносила утонченная патина его соучастия в то, что само по себе было всего лишь рискованной попыткой к бегству!

— Все это меня вполне устраивает, — сказал он, — за исключением трагедийной части. В вас живет выдающийся поэт, Чосер. Не позволяйте пажу подавлять его.

— Этого можно не опасаться, доктор. Поэт уже уверенно стоит на ногах. — Чосер расхохотался и быстро оглянулся. — Увидеть в тот миг лицо де Шальяка тоже дорогого стоит, верно?

Алехандро подмигнул ему.

— Да уж.

— А теперь позвольте уверенно стоящему на ногах поэту дать вам один маленький совет. Вы непременно должны польстить леди. Скажите, что хотели бы встретиться с ней при ясном дневном свете, в саду, в окружении других прекрасных творений Божьих.

Этьен Марсель строил гримасу, читая присланное Карлом Наваррским послание. Чем дольше он читал, тем шире распахивал глаза и больше приходил в ярость. Закончив, он выругался и швырнул пергамент Калю. Тот прочел послание — с тем же эффектом.

— Нужно переубедить его.

— Каким образом?

— Написать новое послание, привести более весомые доводы, умолять, наконец… да что угодно! — Каль снова перебросил пергамент Марселю. — Но ясно одно: Компьен лишает нас всех преимуществ.

— Наварра считает иначе.

— С его позиции это, может, и верно. И, по правде говоря, его солдатам королевская армия вряд ли имеет шанс причинить серьезный вред — если только у короля внезапно не окажется гораздо больше сил, чем ожидается. Люди Наварры вооружены, на конях и защищены броней. Серьезно рискуют только пешие. Но мои солдаты не будут иметь всех этих преимуществ, поэтому нужно позаботиться, чтобы у них была возможность сбежать, если понадобится.

— Только в том случае, если все пойдет не как задумано. Если Наварра одолеет короля, вашим людям вообще ничто не угрожает.

— Кроме самого Наварры.

— Но он же пообещал, что будет вашим союзником. Дал слово, что позволит вам высказать свои требования — после победы.

— Думаю, следует попросить его дать нам возможность высказать свои требования до того. У меня внезапно пропало желание платить вперед.

Марсель тяжело вздохнул.

— Потрачено столько усилий… Это хрупкий союз, и не стоит подвергать его опасности из-за ваших внезапно вспыхнувших сомнений.

— А разве они необоснованны, если условия меняются?

— Это не нарушение договоренности. Просто стратегия. Вы с Наваррой по-прежнему союзники в борьбе против короля. Вы выскажете свои требования и получите ответ после победы. То, что изменено место, где произойдет сражение, не повлияет на результат.

— Нет? А что, если сражение будет проиграно из-за недостатков этого места?

— Наварра, похоже, уверен в Компьене.

— А я нет.

— Почему? Только потому, что ваша юная леди против?

— Мы же согласились, что она права в своих рассуждениях.

— А теперь Наварра опровергает их.

— Напишите ему, Этьен, и скажите, что он ошибается.

Марсель пристально вглядывался в лицо Каля, обдумывая его предложение.

— Нет, — в конце концов сказал он. — Я не стану этого делать. Он высказался достаточно твердо. Сражение произойдет в Компьене, устраивает вас это или нет.

Алехандро стоял на пороге, тепло улыбаясь Элизабет; де Шальяк держался на шаг позади него.

Графиня приподнялась с подушек и взмахом руки отпустила слуг.

— А вы, Чосер, подождите. Я хочу, чтобы вы отвели де Шальяка в детскую. Няня говорит, мои дети что-то раскапризничались, и раз уж господин доктор здесь, может, он осмотрит их? — Она нашла взглядом француза. — Дорогой де Шальяк, вы не против? Малыши очень дороги мне.

Это было откровенное изгнание, и тем не менее де Шальяк среагировал со своей обычной любезностью. Но без улыбки.

— Конечно, графиня, я сейчас же осмотрю их.

Провожаемый насмешливыми взглядами графини и Алехандро, он вышел и закрыл за собой дверь, около которой остались неизменные охранники.

— Наконец-то мы одни, — проворковала Элизабет.

Алехандро недоумевал, как женщине столь отменного здоровья удается выглядеть такой бледной.

— И хорошо, что не слишком поздно, потому что вы пугающе бледны.

Графиня взяла его за руку и прижала ее к своему сердцу.

— Правда? Я так и думала. Я чувствую, что бледна и внутри, и снаружи. — Она отпустила его руку и прикоснулась к его щеке. — А вот вы этим не страдаете — у вас прекрасный, яркий цвет кожи.

Ее рука соскользнула вниз, к его шее, остановившись всего на несколько дюймов выше все еще различимого клейма. Он взял ее маленькую руку, поднес к губам и нежно поцеловал каждый пальчик. И хотя страсть, которой он якобы воспылал к ней, была всего лишь уловкой, сам факт прикосновения губ к теплой, мягкой коже привел к тому, что по его телу прокатилась волна самых разнообразных эмоций. Теплые вспышки удовольствия распространились от сердца до самых кончиков пальцев. Он почувствовал непривычное волнение.

Справившись в конце концов с собой, он посмотрел ей в глаза.

— Ни одна медицинская книга не квалифицирует бледность как болезнь. Всему виной ваше нормандское происхождение. И Божья воля, да славится Он за то, что создает такие изумительные творения, как вы.

Она застонала, явно впав в экстаз, а он и дальше разливался соловьем, льстя ей, и какое-то время они продолжали в том же духе. У Алехандро невольно мелькнула мысль: где до сих пор скрывалась эта его способность флиртовать и почему именно сейчас проявила себя столь речисто?

«Может, все дело в том, что я слишком долго не испытывал удовольствий такого рода».

Это и впрямь было удовольствие, поскольку графиня отличалась и красотой, и умом; вдобавок ей явно не хватало мужского внимания. Она нравилась ему, и…

…и поэтому он устыдился того, что использует ее. Однако что еще ему оставалось?

— Мною владеет очень сильное желание, — страстно сказал он.

— О, скажите, что за желание, и, если это в моей власти, я переверну небо и землю, чтобы оно осуществилось.

— По счастью, ничего такого не требуется. Все, чего я хочу, — это увидеть вас при свете дня, в саду, в окружении других прекрасных творений Божьих.

Он не помнил, точно ли повторил слова Чосера, но результат оказался тот, что и требовалось.

— Свидание! — воскликнула она. — Чудесная идея! Но как вы сумеете вырваться, ведь де Шальяк так ревностно следит за вами… Я-то смогу выйти отсюда без труда, король позволяет мне гулять по Парижу, лишь бы были достойные сопровождающие. Он знает, что я не брошу своих детей. И мои охранники умеют держаться на расстоянии. А вот ваши…

— …в эту минуту, возможно, приложили уши к двери и шпионят за нами, — с улыбкой напомнил ей Алехандро.

Она засмеялась и сказала, уже тише:

— А я и забыла!

— Думаю, нужно поручить все устроить Чосеру, — прошептал Алехандро. — Он чрезвычайно предан вам, леди.

— Я никогда и не сомневалась в этом.

Открыв дверь дома Марселя, Мария увидела молодого парня в одеянии пажа. Он приветливо улыбнулся ей и сказал:

— Добрый день, моя красавица.

Не «мадмуазель», не «женщина», а — «моя красавица». Она кокетливо вздернула подбородок.

— И вам добрый день, молодой человек.

— Я хотел бы переговорить с вами.

— Да? Зачем?

— Затем, что мне приятно видеть ваше хорошенькое личико, а пока я буду говорить, вы не уйдете, и я смогу и дальше любоваться вами. И еще, позвольте заметить, меня очаровал ваш мелодичный голос.

Мария рассмеялась.

— И вы сможете лишний раз услышать его, когда я позову того, кто вам действительно нужен.

— Ах, вы меня поймали! А я-то думал, что смогу и дальше поболтать с вами. Увы! В таком случае, можно мне поговорить с мсье Жаком, будьте так любезны… — Он кивнул в направлении зала, откуда доносились звуки разговора, явно не слишком цивилизованного, судя по громкости и тону. — Конечно, если позволительно его отрывать.

Кэт предупреждала Марию о том, что может прозвучать это имя.

— Входите и подождите здесь. Они там спорят из-за своей гадкой политики, и, мне кажется, он будет рад прерваться. Сейчас приведу его.

Чосер так очаровал ее, что она даже забыла спросить его имя.

И пока он дожидался в маленьком вестибюле, из кухонного подвала появилась Кэт. Взглянула на него мельком, не увидела ничего примечательного и прошла мимо, но внезапно услышала за спиной потрясенный возглас и обернулась.

— Вам нехорошо, сэр?

— Нет, мадемуазель, просто я поражен.

— Могу я спросить чем?

— Тем, что, хотя я понимаю все безумие этой идеи, вы сверхъестественным образом похожи на моего господина, лорда Лайонела. Вы могли бы быть сестрой принца, так сильно сходство.

Она сделала шаг назад, стараясь совладать с собой и сохранить невозмутимое выражение лица.

Чосер решил, что она обиделась, и быстро добавил:

— Хотя вы несравненно красивее. Те же черты в вас выглядят очень мило; в нем же…

Пошатнувшись, она схватилась за перила лестницы, и тут появился Каль. Увидев, в каком она состоянии, он бросился к ней.

— Кэт! Что тебя так растревожило?

Она сделала глубокий вдох.

— Ничего, просто… этот молодой джентльмен… ошибочно принял меня за кого-то другого.

— Простите, — сказал не на шутку обеспокоенный Чосер, — я заметил это удивительное сходство, когда вы проходили мимо. Конечно, вы не можете быть сестрой принца, поскольку все его сестры в Англии, и вдобавок вы слишком молоды, чтобы быть одной из них.

Сердитый взгляд Каля заставил его смолкнуть.

— Дорогая Кэт, позволь, я объясню. Это юный Чосер, о котором я тебе говорил, паж графини Элизабет.

Он обхватил молодую женщину за плечи.

— Да, — сказал Чосер, — и я молю простить меня. Я не хотел огорчать… м-м… вашу…

— Мою жену.

Каль притянул Кэт к себе. Та удивленно посмотрела на него.

— Ах, вашу жену! Ну и глуп же я… Мне вдвойне стыдно. — Однако любопытство взяло верх, и Чосер добавил: — Ваш дядя не говорил, что вы женаты, и я… решил, что вы не…

— Вот оно, доказательство, молодой человек, перед вами. — Каль нервно оглянулся в сторону зала. — А мсье Марселю я забыл упомянуть об этом.

— И вас можно понять, сэр. Вы, наверное, не хотите, чтобы другие джентльмены пялились на такую драгоценность, как ваша жена. Вам, добрый сэр, несказанно повезло.

— Да уж. — Гильом с улыбкой посмотрел на Кэт. — Поднимись к себе, дорогая, а мы с Чосером займемся нашим делом.

— Нет, дорогой, — возразила она, — я не хочу расставаться с тобой! И мне требуется твоя поддержка после… после этой ужасной путаницы. Я буду сидеть тихо, как мышка. Но постой, есть идея получше! Давайте все вместе поднимемся наверх. Там мне будет легче прийти в себя, и там нам никто не помешает.

Так они и сделали. Гильом поддерживал ее, когда они поднимались по ступеням в свою крошечную комнату. Шествие замыкал Чосер.

Когда все оказались внутри, Каль закрыл дверь.

— Теперь изложите мне план.

— Как я понял, доктор хочет, чтобы вы его «похитили», хотя это, конечно, нельзя назвать похищением, поскольку все будет сделано по его доброй воле. Видимо, он желает, чтобы такое впечатление сложилось у де Шальяка. Значит, в соответствии с этим мы и будем действовать. Он хочет, чтобы вы изменили внешность, но не настолько, чтобы насторожить охранников и привлечь к вам их внимание.

Чосер описал путь от дома де Шальяка до особняка, где обитали Лайонел и Элизабет — по воле короля, в обмен на то, что сам он продолжал оставаться в Лондоне.

— Охранники привыкли ездить этим путем, поскольку доктор и графиня, в развитие своего романтического приключения, встречаются почти ежедневно. Когда мы завернем за угол, я отстану, оказавшись между мсье Эрнандесом и охранниками. Вот тут-то вы схватите поводья его коня и быстро умчите доктора. В сад, где его будет ждать леди.

— В какой час это произойдет? — спросил Карл.

— Точно в полдень.

— И это все?

— А что еще нужно? Ах да, заключительная часть. Как это я забыл? Я иногда забываю о необходимости заканчивать… разные вещи. Привычка, от которой нужно избавиться, и поскорее. Позже доктор вернется к де Шальяку, расскажет, что его похитили, затащили в какой-то притон, ограбили, а потом опоили, и очнулся он в незнакомом месте. Впрочем, это и так ясно, стоит ли упоминать? Он расскажет о незнакомцах, которые помогли ему в час нужды, и де Шальяку не к чему будет придраться. А доктор и графиня, таким образом, насладятся обществом друг друга, жаль только, недолго, но зато не под бдительными взорами де Шальяка и принца Лайонела. Не знаю, по правде говоря, у кого из этих двоих ревность разыграется больше.

В отличие от Чосера Кэт и Гильом знали совершенно точно, кто из двоих мужчин, которых якобы ожидала перспектива почувствовать себя рогоносцами, придет в большую ярость к концу этого дня. Де Шальяк, разумеется.

— Я пришел к выводу, что не стоит злить Наварру, прося его изменить место сражения, — сказал Каль Этьену Марселю. — Мы снова изучили карты и пришли к выводу, что Компьен сойдет. Вам нет необходимости связываться с ним.

Марсель отложил перо.

— Очень умно, Гильом… Я рад, что вы приняли такое решение. Я весь день не брался за письмо, потому что не мог придумать, как изложить наши доводы в привлекательной для Наварры форме.

— Для Наварры привлекательны лишь его цели и его удовольствия.

— Тем не менее для меня это огромное облегчение — что не нужно отправлять ему послание с предложениями, которые, как он считает, противоречат его интересам.

— В таком случае в Париже мне больше делать нечего.

— Наверное.

Каль сделал глубокий вдох.

— Тогда утром мы отправимся на север. Я начну собирать свою армию. Мы сообщим Наварре, когда будем готовы.

Марсель встал.

— Вы не пожалеете, что заключили этот союз. Удачи — и вам, Гильом, и тем, кто пойдет за вами. Вы делаете важное дело, за которое многие опасаются браться, но которого тем не менее очень ждут.

Они обнялись и похлопали друг друга по спинам; ни дать ни взять и впрямь дядя и племянник.

— Выпьем напоследок, — предложил Марсель, — а потом, думаю, вы захотите пораньше уйти на покой. Боюсь, завтра вас ждет долгий день.

— Много долгих дней, я бы сказал.

Марсель поднял бокал.

— За Жакерию! Ваши люди еще покажут себя.

Они лежали на соломенном тюфяке в своей каморке, понимая, что это их последняя спокойная ночь, что, когда Алехандро будет с ними, все, возможно, изменится. Охваченные неуверенностью и тревогой, они страстно сжимали друг друга в объятиях.

— Ты назвал меня женой, — прошептала Кэт.

— Я собираюсь много, много раз называть тебя так. Как только представится возможность, нам нужно найти священника.

— Муж, — пробормотала она. — Чудесное слово.

Он поцеловал ее — в глаза, в кончик носа, а потом в губы, нежно и страстно.

— Одна надежда, что твой père будет того же мнения.

Алехандро казалось, что он всего день или два не видел несносного Фламеля — но вот он, здесь, снова отрывает его от работы, которую, как он сам настаивал, нужно завершить как можно быстрее.

— Вы даже не закончили второй раздел?

— Я продвигаюсь достаточно быстро. Эта работа требует времени и внимания. Проявляйте терпение.

— Ах! — Коротышка — очевидно, в качестве наказания — стукнул себя кулаком по лбу. — Думаете, я не твержу себе то же самое все время? Твержу, неустанно твержу! Просто я молился, и Бог услышал мои молитвы, доверил мне дело созидания, или, по крайней мере, так я понял его знак и страстно желаю поскорее приступить к делу.

Алехандро отложил перо и удивленно посмотрел на него.

— Бог уже подал вам знак?

Сложив вместе ладони, Фламель поднял взгляд к небесам.

— Да, будь он благословен.

— Видимо, вы в его глазах исключительно набожный человек, раз он ответил вам так быстро.

— Наверное, он считает меня таким. Должен признаться, это случилось гораздо быстрее, чем я когда-либо надеялся.

— А не могли бы вы описать мне природу этого знака?

— Конечно. Не вижу причин скрывать. Это было видение, которое пришло ко мне во сне. Поначалу оно было ужасающим, но потом я понял, что Бог хочет таким образом подчеркнуть его значительность, и весь превратился во внимание. Я находился в темнице или склепе, глубоком, лишенном воздуха, почти без света, и меня до глубины души пронизывал страх. Я умолял тюремщиков отпустить меня, но они не обращали на мои просьбы никакого внимания. Потом однажды маленькая дверь отворилась, и я оказался снаружи, в потоках света, такого яркого, что привыкшие к мраку глаза почти ничего не видели. Однако Бог позаботился о том, что я смог увидеть нечто более яркое и удивительное, чем доступно обычному зрению: круг света, горячий, алый, который надвигался на меня, а потом взорвался пламенем изумительной красоты…

Дальше Алехандро не вслушивался. Свою главную задачу алхимик выполнил — доставил сообщение тому, кому оно предназначалось. Поскольку в глубине души Алехандро совершенно точно знал: «знак» был дан ему и только ему; знак того, что настало время покинуть Париж.