"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу автора

- После скажу. Теперь ты лучше расскажи, что будешь делать, как будешь
жить. Здесь, в Москве, мудрено, и я все о тебе думала. Тебе бы в певчие
поступить к какому-нибудь вельможе. Житье хорошее, берегут ради голоса.
Только одно: вина пить не позволяют; да ведь ты же и не охотник до него.
- Да, это хорошо, - задумчиво проговорил Ивашка, - а покуда я просто
куда батраком наймусь.
- Лакеем? - спросила его Уля.
- Это что такое?
- А это здесь зовут. Значит, служитель в горнице.
- Чудно, - отозвался Ивашка.
Уля хотела что-то заговорить, но к ней в комнату пришла кухарка Агафья
и позвала вниз к барыне.
- Авдотья Ивановна беда как осерчала, - объяснила она. - Увидела она
его лошадь с санками, спросила: чьи? Сказала, что он у вас сидит, она и
озлилась. Идите вниз.
Ивашка немножко перетрухнул от непривычки, но Уля была совершенно
спокойна и ясно улыбалась.
- Ты, голубчик, не робей; ты вот отвык... а мне теперь скажи, что она
хоть с ножом в руке бегает, так я не боюсь. Хуже того, что было, не будет.
И друзья отправились вниз. Капитона Иваныча уже не было дома, и внизу у
Авдотьи Ивановны сидела в гостях ее приятельница, мещанка Климовна, вдова
расстриги попа, с которой у барыни были теперь всегда разные тайны.
"Распопадья", как называл ее Капитон Иваныч, исполняла разные поручения
разных барынь. Она была вхожа во все московские дома, знала все московское
барство и являлась ежедневно, но, конечно, с заднего крыльца и через
девичью. Она, подобно Воробушкину, знала всю Москву, и вся Москва ее знала,
но встречала презрительно.
Теперь она сидела у Авдотьи Ивановны, ела принесенный ей из кухни
студень и таинственно, шепотом, объясняла Авдотье Ивановне, что она все ее
мудреное дело справила, что не нынче завтра все будет кончено.
- И про Сидорку-портного там сказано, и про попугая сказано. Все как
следует! - таинственно говорила Климовна. - От меня, стало быть,
известиться?
- Ну да, от вас. Вы укажете, где попугай и где портной. Ну ладно...
Только бы мой сусальный петух не взбунтовал через меру... - прошептала
Авдотья Ивановна задумчиво.
Когда Уля вошла в горницу, обе прекратили свою тайную беседу. Климовна,
хитро улыбаясь, расцеловалась с Улей, Авдотья Ивановна сердито спросила: где
Ивашка?
- Тут, в прихожей... прикажете позвать?
- Вестимо. Он, поганец, должен был прямо к барыне идти, как приехал, а
не к тебе на вышку. Хоть и продана вотчина и не мой он, а все-таки должен
уважить барыню.
Ивашка вошел в горницу, слегка робея, и поклонился.
- Здравствуй, шальной; зачем пожаловал? Думал, Москва без тебя не
простоит...
- Всем миром, Авдотья Ивановна, порешили и отправили меня. Сказывают:
не гожусь.
- Что же? Тут-то, полагаешь ты, что годишься? Что ты будешь делать?
Ивашка объяснил, что наймется куда-нибудь в услужение, а до тех пор