"Шарон Сэйл. Бриллиант " - читать интересную книгу автора

На ремне гитары было вышито имя "Мак". Даймонд еще подумала, что этому
человеку очень подходит его имя. Гитарист был массивным, даже толстым,
совсем как грузовик "Мак". И почти такой же некрасивый.
Сняв гитару, он дружески обнял Джесса, исподтишка бросив взгляд на
Даймонд, ухмыльнулся и подмигнул девушке.
- Знаешь, Мак, не слышал от тебя таких заявлений с тех пор, как ко мне
в гости приезжала мать. Иначе предупредил бы свою даму, что под твоим
сарказмом скрывается самая обыкновенная зависть.
Мак громко расхохотался, засмеялись и остальные музыканты группы.
Джесс поспешил представить Даймонд всем Присутствующим, начал было
объяснять, почему привез ее сюда, но, увидев появившиеся на лицах
насмешливые улыбочки, придержал язык. Ему явно не поверят, впрочем, это не
важно. Он знал, что придет время, и Даймонд сама все объяснит своим
голосом. В ее таланте Джесс не сомневался ни секунды.
Даймонд пожимала руки, улыбаясь каждому музыканту вежливой сдержанной
улыбкой. Кроме Мака, в студии собрались Джейк, Монти, Эл и Дейв. Все они с
различной степенью заинтересованности посматривали на девушку, но ни у
одного из них во взгляде не мелькнуло даже ничего похожего на интерес к ее
голосу. Когда наконец прибыл менеджер Джесса, Даймонд удостоилась еще
одного, на сей раз более пристального и проницательного взгляда. Впрочем,
такого она и ожидала. Томми Томасу она явно не понравилась, да это было и
неудивительно, если припомнить историю их знакомства.
Томми выдавил на губах профессионально вежливую улыбку, пожал руки
Даймонд и Джессу, вдобавок мягко похлопав девушку по плечу. Даймонд
благоразумно не отреагировала на приветствие Томми, так же как и на
улыбочки музыкантов. Когда началась репетиция, все, казалось, совершенно
забыли о ее присутствии. Но этого-то ей как раз и хотелось. Как хотелось
послушать музыку Джесса.
Часов пять спустя затихла последняя нота, и Джесс замолчал. В течение
всего долгого рабочего дня голос его оставался таким же чистым и сильным,
как и в начале записи. Своей большой ладонью он накрыл гитарные струны,
заставив инструмент замолчать.
Даймонд нервно поежилась и прислонилась головой к стене. Джесс так
великолепно владел своим голосом, что она просто устала слушать его, устала
от этого бесконечного совершенства. Ей казалось, что при помощи голоса
Джесс занимается любовью с песней. Он обольщал и подчинял себе мелодию,
соблазнял ее, улещивал. А каждый раз, когда песня заканчивалась, Даймонд
казалось, что Джесс пел специально для нее.
Именно эта магия его исполнения так привлекала слушательниц. Даймонд
понимала это и старалась не поддаваться обаянию Джесса. Она чувствовала,
что он поет для себя и для публики, стараясь получить как можно больше
удовольствия от собственного исполнения и одновременно доставить
удовольствие другим. Даймонд догадывалась, что в жизни Джесса не было
какой-то единственной женщины, которую он любил, а была лишь бесконечная
череда сменявших друг друга любовниц. И она совсем не хотела стать его
очередной прихотью, угодить в капкан, расставленный этим человеком. Ей
казалось, что она избежала этого капкана, но тут случилось нечто, чего
Даймонд не ожидала.
Джесс облокотился на пюпитр, где были разложены его ноты, отмечая то
место, которое хотел переписывать. Гитара лежала у него на коленях.