"А.Сахаров (редактор). Александр II ("Романовы" #18) " - читать интересную книгу автора

Граф Игнатьев[17], мысленно уже подготовивший отчет в Петербург об
итогах конференции, недоуменно посмотрел на представителя Англии лорда
Солсбери[18]. Гладко выбритое лицо англичанина сделалось пунцовым. Накануне,
как выяснилось позже, Солсбери имел встречу с британским послом в
Константинополе, и тот предупредил его, чтобы он не смел оказывать давление
на турецкое правительство в угоду России.
Когда же министр иностранных дел Порты произнес, что на основании
дарованных конституцией реформ турецкое правительство отклоняет решения
Константинопольской конференции, граф Игнатьев чертыхнулся и потребовал
заставить Оттоманскую империю принять выработанные условия. Однако лорд
Солсбери дипломатично поднял руки. Конференцию похоронили явно англичане.
Предавшись мыслям, канцлер молчал, Жомини не нарушал его думы.
Три месяца назад, по настоянию Горчакова, Россия и Австро-Венгрия
подписали Будапештскую конвенцию. Русский канцлер обеспечивал России
нейтралитет Австро-Венгрии в случае войны с Портой. Враждебные происки
Англии и совместные действия Австро-Венгрии и Германии против России
побудили русское правительство принять требование Андраши на включение в
Будапештскую конвенцию условия о предоставлении Австро-Венгрии права выбора
момента и способа занять Боснию и Герцеговину.
В стремлении урегулировать балканский кризис мирным путем Горчаков дал
задание русскому послу в Константинополе - генерал-адъютанту графу
Игнатьеву - выехать в главные европейские столицы и добиться подписания
протокола, в котором подтверждались бы постановления Константинопольской
конференции.
Мартовская поездка Игнатьева в Вену и Берлин привела к принятию
Лондонского протокола. К нему прилагались две декларации. В первой
говорилось: если Оттоманская Порта переведет свои войска на мирное положение
и приступит к реформам относительно славян на Балканах, Россия
незамедлительно поведет переговоры о разоружении. В случае непринятия
султаном первой декларации Россия, согласно второй декларации, оговаривала
считать Лондонский протокол потерявшим силу.
Горчаков вернулся к беседе с Жомини:
- Вчерашнего дня я имел встречу с Михаилом Христофоровичем
Рейтерном[19]. Глубокоуважаемый министр финансов по-прежнему тверд в
убеждении: война накладна для российских сейфов.
- Государю известны его записки.
- Тревога не без основания. Военная кампания нанесет нашей казне урон
изрядный.
- Казне российской, ваше сиятельство, причиняли урон не только недруги.
- Ваша правда, - сокрушенно кивнул головой Горчаков. Восемнадцать
миллионов на коронацию его императорского величества - ощутимо, и это тогда,
когда в России множится зловредный нигилизм и разные недозволенные общества.
Враги отечества подбивают людей на смуту.
- С вольнодумством у нас, ваше сиятельство, есть кому бороться. И на
нигилистов, кои в деревнях мужиков смущают, тюрем в России предостаточно.
- Так-то оно так, любезнейший Александр Генрихович, Россия до
беспорядков французских не дойдет, но когда процветает нигилизм и множатся
финансовые трудности, можно ли мыслить о военных действиях?
- Думаю, ваше сиятельство, нынче старания наши тщетны, кампании военной
не избежать.