"Р.Сафрански. Хайдеггер: германский мастер и его время " - читать интересную книгу автора

вспоминать. Мы растеряны, опоздали. Уверенно продолжать сейчас свои
руководящие речи будут только те, кому не жалко тонких вещей. Почти все наши
слова и действия заранее обречены на неуспех. Тех, кто своей смертью вырвал
живой кусок из современного мира, уже нигде нет. Неудачей будет всякая
объявленная удача военно-полицейской охоты за призраками. Нехорошо, если,
иллюзорно утешенный, мир почувствует себя тогда вправе заснуть еще на годы.
Продолжится слепой захват вещей, осязаемых и мнимых - в погоне за чем, в
надежде на что?
Жизнь человечества разошлась с бытием, увлекшись погоней за сущим.
Поэтому тайный судья в нас все меньше находит себе места в мире и миру места
в себе. Он разлучается с собственным телом. Рядом с его голой
самоубийственной правдой теряют заманчивость краски популярной публицистики
и находчивого журнализма. Языки заплетаются, невольно ощущая, насколько мало
стали нужны речи. Единственно важно сейчас только терпение тех, кто хочет и
ищет согласия жизни со спасением. Их негромкие голоса слышны в инстинкте
многих на Западе и на Востоке не мстить. Чего-то ждать можно теперь только
от тех, кто не спешит судить и надеется на мудрость тайны. Только Бог еще
может нас спасти, как сказал на подъеме германского экономического чуда
Мартин Хайдеггер.
Мудрость неприступна. Осваиваем не мы ее, а она нас, если мы согласимся
пойти в ее школу. Лежащая перед нами биография философа никак не претендует
быть введением в его мысль. Не только изложение, даже чтение его текстов
вовсе не обязательно приблизит его к нам. Сейчас десятки тысяч людей во всем
мире, студентов и исследователей, изучают выдающегося мыслителя XX века.
Литература о нем давно стала необозримой. Его тексты у нас есть, их много в
приближающемся к ста томам Полном собрании сочинений. Среди вороха текстов
мы рискуем промахнуться мимо, сделав шаг, настолько далекий от его мысли,
насколько возможно. Акт принятия к сведению и оценки больше и непоправимее
отдаляет от философа, чем если бы мы им не занимались, его высказываний не
знали и не упоминали о них никогда. Сообщение о философии, все равно какое
оно, обманывает уже подразумеваемым обещанием, будто философия относится к
вещам, о которых можно сообщить. Смысл ее в передаче всегда почему-то
оказывается дерзкий или плоский. Нас информируют о философах странно.


6

Чего главного обычно не хватает людям, которые, казалось бы, проявили
хорошую любознательность, решив среди прочего ознакомиться с очередным
авторитетом? Свободная мысль, которая сделала его великим, никогда не
подчинялась расписанию, всегда верила только захватывающей глубине вещей. И
мы тоже должны были бы увлечься самими вещами, их смыслом. Только тогда мы в
меру своей правдивости неожиданно приблизились бы к философу - забыв о нем в
увлечении делом. Когда мы, не отдав себя делу мира, которым он был занят,
переводим взгляд с вещей, к которым он шел, и начинаем смотреть на его
личность, то мы уже не с ним. Так попытка заняться Хайдеггером может закрыть
его от нас.
Он предупреждал в позднем докладе "Время и бытие" [1] об иллюзии
словесной понятности философского произведения. "Если бы нам сейчас показали
в оригинале две картины Пауля Клее, созданные им в год его смерти, акварель