"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора

ударил портфелем по голове правого и кубарем полетел вниз с откоса...
Трое опомнившихся рванули за ним, расстегивая на ходу пояса и наматывая их
на руки. Последнее, что Венька помнил, был удар башмака в скулу и сиплый
голос "Готов!"
Нина вернулась за ним, как только ремесленники отступили. С ней было еще
трое ребят. Они подняли Веньку по склону, уложили на тачку с самолетными
колесами и повезли к Поздняковой. По дороге все молчали.
В милицию заявлять не стали. Прибежал рыжий запыхавшийся Фейгин, выгнал всех
из комнаты, потребовал горячей воды, скинул пиджак, закатал рукава рубашки и
склонился над Венькой, плавно двигая своими огромными в рыжих кудрях руками
с толстенными пальцами, которыми, казалось, невозможно взять никакой
инструмент. Потом он грузно опустился на табурет, сам глотнул какую-то
пилюлю, и, обведя взглядом наблюдавших за ним ребят, спросил: "Ну, кто
что-нибудь видел?" Нина открыла было рот и хотела по обыкновению
протараторить, ибо по-другому говорить она не умела. Но доктор Фейгин
опередил ее и досказал свою мысль тем же тоном: "Никто ничего не видел! Очь
хорошо! Очень хо-ро-шо..." - и стал натягивать пиджак. "Пусть лежит здесь.
Никуда его не таскайте... а за матерью пошлите кого-нибудь из взрослых. Он
ведь, кажется, на той стороне живет? Да? Ну, прощайте, драчуны... и не
вздумайте!" - сурово зашипел он на бабку, попытавшуюся что-то сунуть ему в
карман. "Прощайте!"

ГЛАВА III. ИЗМЕНА

Когда Венька просыпался, крепко пахло мятой, потом утренний запах сменялся
сладковато приторным ароматом парного молока, потом пахло чем-то сальным и
горьким - это баба Дуся садилась за спицы, так пахла шерсть. Свет
просачивался сквозь двойную преграду - сначала ситцевых и затем толстых
кружевных занавесок. Поэтому рассвет запаздывал в комнату, а темнело все
раньше и раньше.
Фейгин навещал два раза в неделю, накладывал свои огромные рыжеволосые руки
на щуплое Венькино тело, на голову, трогал пальцами и что-то бормотал для
самого себя по-еврейски. Вставать разрешил только "до ведра", а на улицу -
"ни, Боже мой". Это очень стесняло и мучало Веньку. Но самое обидное, что
читать ему тоже не разрешалось ни строчки - столько свободного времени
пропадало даром...
Мама хотела после нескольких дней перевезти его домой.
Она страшно переживала, что он стесняет чужих людей, пыталась заговорить,
что и кормить его накладно, но баба Дуся все решила очень просто: "Ты не
переживай, дочка, кто знает еще, кого ты в жизни выходишь... а если б не
парень твой, совсем бы худо было. Пусть лежит - тебе же спокойней!"
Она делала ударение на последнем слоге, и от этого, непонятно почему, Веньке
становилось как-то особенно тепло и близко все, что тут происходило.
А происходило удивительно много - чего не замечаешь в однообразном течении
собственной жизни. Во-первых, приходили ребята из класса навестить. Их,
правда, бабка пустила ненадолго и ворчливо заставляла вытирать ноги, зато
потом угостила пирожками. Из разговора с ними Венька выяснил, что двое из
ремеслухи пострадали не меньше его. Но друзья просили, чтобы он их не
выдавал, что они ему сообщили: ему запретили волноваться.
- Да что я больной что - ли! - возмущался Венька, - сбегу!.. Правда, на