"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора

рапорт, из зарплаты вычли... нарише, глупые, из его зарплаты вычли. Так что
он принес их дочери и внуку? - Ну, это им неважно, зато: свою правоту
доказали!
Ох, вы бы видели эту правоту! Как радовались в милиции, что все это с
евреями происходит! Все же говорят, что евреи такие дружные, такие
семьянины...
Да, так дальше! Этот несчастный все же, когда пришел домой, не стал сводить
счеты, а Милочку эту к врачу доволок. И врач таки сказал, что она немного не
в себе, что это наследственное (и это потом подтвердилось), что сын его
вполне нормальный - такое заболевание, если передается, то через поколение.
Пусть, де, папаша не волнуется - сыну ничего не грозит.
Вот после этого визита к врачу совсем плохо стало. Милочка стала выживать
этого Шлему из дому. Он уже и решил уйти, потому что никакой жизни не
получалось - ни днем, понятно, ни ночью... так зачем же тогда жена. Он нашел
себе другую и хотел уйти к ней с сыном - не тут-то было. За сына Милочка
горой стала. Сын ее и не отдаст. Ей сын нужен? Нет, жилье. Думаете люди
выдумали?!. У нее была цель: выбраться из коммуналки... с ее справкой из
дурдома и сыном - двухкомнатную на двоих! Так потом и вышло. Дура, дура - а
свое не упустит.
Когда Шлема все же ушел - ну, не было жизни! Когда он ушел, она, Милочка,
пошла сдавать ребенка в детский дом. Он ей мешал. Что мешал? Она же была
молодая, красивая, любила себя... ну, разлюбила Шлему... что делать... а
может, может, и не любила. Она до него никого не имела. А когда попробовала,
так ей так понравилось, что она решила: несправедливо такую красоту и плоть
беречь только для какого -то Шлемы! Ее могут дороже оценить!.. но ребенок
мешал - от мужа она уже избавилась. Отца и его родственников к мальчишке не
подпускала близко - с истериками, милицией, письмами на работу - по полной
программе! Не знаю, может, у нее другие мысли в голове были, но если судить
по внешним обстоятельствам - выходило именно так: остаться одной! Но от
ребенка избавиться оказалось сложнее. Упаси Б-г, не думаю, что она его
убить могла - только в детский дом сдать! Хотя бы на время. А ей говорят,
что при живой-то матери? Как же так, мол? Она в один детский дом, в другой -
никак. И родители ей помогают в этом деле! Что ж такое - все удивляются -
ведь евреи!? Они мол, такие семьянины все...
Малыш- то больно хорош был. Конечно, стал интересоваться, где папа. А ему в
ответ: умер! Где бабушка другая, где дедушка - все умерли! Так и рос.
Последнюю попытку мамаша предприняла, когда ему десять стукнуло. Выгоняла
просто из дома! А он старался, как мог: и стирал, и убирал, и готовил сам!
Нет. Она его в детский дом только хотела определить и все.
В парке он сидел на скамейке с кляссером подмышкой и грустно смотрел на
землю: там муравьи совместно, но не очень согласованно тащили высохший
стебелек травинки, и ему очень хотелось им помочь, потому что он завидовал
им, они были вместе. Он рано ушел из дома на целый день. Сегодня
воскресенье, скоро здесь соберутся его знакомые и незнакомые - много людей.
Они станут менять марки, обсуждать последние события политики, футбола и,
конечно, филателии. И ему будет хорошо среди них, а пока он сидит один,
потому что еще рано, и эти работяги тянут и тянут травинку уже, наверное, с
полчаса. Интересно, где их дом - он бы донес им, как Геркулес. Геркулес, -
подумал он, - и посмотрел на свои руки - в секции его не брали - ни в
какие... только вот в филателистическую. Он там и начал... потом увлекся