"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора

не сломали... и в третью школу она его уже не повела, потому что во второй
тоже не ручались... так для чего третья... ей же сосед по дому дал хороший
совет: "Убирайся в свой Израиль"! А почему бы ему и не давать советы, если
"космополиты беспачпортные", а "врачи-убийцы" и все евреи! Кто же станет их
защищать? А штилер гейт дафмен лейгн шлофн...15"
Она погладила машину по боку, поправила кружевную розетку, вынула застрявшее
в нитках перо от подушки и поудобнее уселась на краю кровати, как это делают
дети, приготовившись слушать сказку... может быть, он и прав этот Егоров -
если у тебя есть дом, так и живи в нем. Езжай в свой Израиль и все. И он не
хотел ее вовсе обидеть. Может, там давно все стирают в таких машинах и могут
запросто купить порошок, который в нее засыпают, а в школе никто не держит
товарища вниз головой над пролетом и не пишет ему на заднице "жид".
Всю ночь она полудремала или полуспала - во всяком случае, ей совершенно
отчетливо виделось, как прыгает ее стиральная машина на всех четырех
колесиках и не поддается никаким уговорам угомониться, пока не появляется
Егоров из второго подъезда и не говорит ей спокойно и отчетливо: "Катись в
свой Израиль!" Тогда она вдруг перестает прыгать, разворачивается на пол
оборота, так что отрывается от крана резиновая трубка, приделанная Борисом
Ивановичем из домоуправления, и наотмаш бьет стоящего рядом Егорова, а все
остальные в испуге отскакивают в стороны, и машина медленно катится к двери,
за порог, по лестнице со второго этажа и дальше, дальше по улице, очевидно,
в сторону Израиля. Точно Бэлла утверждать не могла, потому что проснулась.
Машина, конечно, стояла на месте. Бок ее был желтым от света уличного
фонаря, а салфетка, как ей показалось в первый момент, чуть колыхалась,
потому что машина только что остановилась. Она пыталась связать видимое и
виденное, но одно замещалось другим, и наконец, слилось. Бэлла посмотрела на
тарелку часов - для работающих наступало утро, а она вполне могла еще
полежать. Но ее уже что-то поднимало.
"Благословен ты, Господь,Бог наш, владыка вселенной, освятивший нас своими
заповедями и по милости своей возвративший мне душу ..." вспомнила она голос
отца из детских невероятных времен и встала с постели.
Было еще темно, когда она, сойдя с электрички и переправившись на другую
сторону путей, шла вдоль оврага по знакомой дороге к детскому дому. Там
только начиналась утренняя, самая суматошная и непонятная чужому жизнь. Но
ей не надо было ни спрашивать, куда идти, ни с кем поговорить. Дети были уже
другие, но стены, двери, потолки, треснувшие опять по тем же самым местам,
что и двадцать и десять лет назад... и запахи... запахи ничем не
истребить... ни духами, ни десятилетиями. И как только знакомый, привычный
ударит в ноздри, и ты вдохнешь его поглубже - сразу же перелетишь в тот мир,
из которого он до тебя добрался: запах - самый мощный художник и строитель!
Она открыла одну створку двойной стеклянной двери и села у стола, на котором
стояла зачехленная пишущая машинка. Сколько времени прошло неизвестно, но
когда рука легла ей на плечо, она вернулась сюда обратно из далекого далека
и подняла лицо, чтобы взглянуть, кто прервал ее дорогу.
- Валя! - вскочила на ноги Бэлла и попала губами прямо в щеку подруги!
- Белка! Боже мой! Ты знаешь, ты мне сегодня приснилась!
- Ты про меня вспоминала?
- Бессовестная! Ты же пришла! Значит, вспоминала тоже?!
- Я по делу!
- Неужели поработаешь снова... нет... - Валентина безнадежно махнула рукой,