"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора Все сидели, замерев, потрясенные. Венька догадался, что это кусок из какой
-то пьесы. Он представлял себе Мельника, стоящего на берегу и допрашиваюшего волны. Шурка понурил голову и при слове "зажечь" вздрогнул и отшатнулся. Вера подалась вперед, и губы ее невольно повторяли окончания слов, когда она могла их предугадать, а на лице Веселовой было просто написано крупными буквами:"Ой, мамочки!" Белобородка спокойно закурил, и, явно обращаясь к двери, или тому, кто стоял за ней, тихо сказал: - И не бойтесь, не бойтесь, что искусство может что-то в жизни переделать... Но ничто не сравнится с наслаждением им. - Он говорил это, сожалея, что тот, невидимый, не понимает, и явно не веря, что поймет. - У нас больше не будет театра, - сказал он и посмотрел на всех, и жестом остановил возражения, - но... я думаю, что вы не посетуете на время... вам еще достанутся новые роли... Больше никто его не видел после того вечера. Словно оборвалась дорога в горах. Они шли, шли, поднимаясь вверх. Может быть, шли к вершине или перевалу, чтобы увидеть оттуда новые долины, и они уже стали появляться перед их взором,но... неожиданно дорога оборвалась. Перед ними зияла пропасть, и они растерялись: дорога назад потерялась в камнепаде, дороги вперед не было. Венька не спал всю ночь. Он чувствовал какую-то непонятную ему связь между тем, что закрыли их кружок и пожаром синагоги во время погрома. Между тем, что он перестал дома натыкаться на еврейские газеты и этими странными словами Белобородки о том, что им достанутся новые роли. Разве он думал, что они все станут артистами? Он о других ролях говорил. Это все было одним запутанным клубком, из которого торчали ниточки-вопросы. Эти неудобные цепляли то с одного, то с другого бока, и поэтому получалось, что идешь, как пьяный, шарахась из стороны в сторону. Даже то, что Генка сказал, было оттуда же. Отчего он так переменился, Генка? Может, конечно, и ему Лизка сказала, что ей вырваться надо, и он просто повторил ее слова, понятно, почему повторил... но похоже, что ему и правда - уже никак со своим отцом... а тоже паспорт получать вот-вот... Вопросы эти так донимали Веньку, что он не знал, куда деться. На уроках ему перестали говорить "не крутись", или "Марголин, повернись лицом к доске!" В этой школе его никто не называл по имени и никто не обращал на него особого внимания. Но в дневнике, на полях регулярно писали: "вертится на уроках", "нет усидчивости и прилежания", "невнимателен на уроке математики" и еще много интересного в том же духе. Эти надписи змеились сверху вниз, свивались спиралями, как свисающий с елки серпантин, перпендикулярно строчкам, на которых значились дни недели, названия уроков, и в графе оценки редко-редко встречалось 4 - в основном, почти во всех этих клеточках стояло 5 за разными подписями учителей. Венька переменился. Это заметили все. Он, присутствуя, отсутствовал на уроках. Сидел, смотрел в окно и думал о своем: он решал задачку со столькими известными, что ответ получался слишком многозначным, а, значит, - неправильным. Венька не знал настоящего ответа. Это так мучало его, что он затих, придавленный своей беспомощностью. Когда он понял, что самому ему не справиться, стал искать , у кого спросить,с кем посоветоваться. Но из всего его окружения, только два человека было, кому он доверял безгранично: мама... и Эсфирь. Венька был уверен, что они знали ответ, но... мама... маму |
|
|