"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора

- я буду приходить к тебе, ты ко мне, а то тут все на глазах очень. - И
поцеловала его прямо в губы. Венька отшатнулся. Лизка отошла и отвернулась.
- А теперь уходи - скоро мать вернется... слышишь...
ГЛАВА YI. НОВИЧОК
Снег выпал неожиданно. Ночью, в первый день после их переезда. Из-под его
тонкого слоя торчали высохшие травинки, кое-где даже зеленые ростки, кочки,
ветки - все привычное вчера. Но все казалось новым и при том не вызывало
протеста глаза - приятно было смотреть на эту новую и в то же время
привычную картину.
Одноэтажное здание школы из толстенных стволов выделялось среди прочих. Его
построили в прошлом веке и ни разу не ремонтировали. Чистые стекла в
переплетах огромных рам сверкали особенно ярко от белизны новой, может быть
уже сотой зимы, которую они видели. Внутри было тепло. По-домашнему скрипели
широченные половицы. Попахивало дымком и сосновой смолой. И учителя были
какие-то домашние, и классы не переполненные. Венька все уроки просидел
молча. Его никто не задирал, как обычно новичка. Он ничем не отличался от
остальных: ни стрижкой, ни своими лыжными брюками из "чертовой кожи" в
чернильных пятнах.
На первый день работы у него было выше головы: прочитать все надписи на
парте - и не только свежие, вырезанные и процарапанные в прошлом, а может, и
в этом году, но главное - те, что заплыли черным лаком, наслоенным не одним
десятилетием. Удалось расшифровать не многое: "Новик..." может быть Новиков.
Потом наискось ровно и не сбивая строки "Нина + ..." Кто был этот плюс,
осталось тайной, зато сразу стало грустно по своему классу, Нинке
Поздняковой, тараторке. Он высматривал по привычке заоконную жизнь. Но здесь
она была много беднее, чем прежде с его точки обзора с задней парты со
второго этажа. Тут взгляд упирался в маленький редкий штакетник забора. По
лаге благополучно шествовала серая кошка и явно кого-то высматривала на
ветке. Она делала шажок, замирала с поднятой и полусогнутой лапой, пригибала
холку, вытягивала вперед шею и снова делала крошечный шажок. Еще было видно
какую-то закутанную восемью платками тетку, тащившую санки с бидоном
-наверное отправившуюся по воду. Венька стал придумывать, как она будет
наполнять этот бидон и как повезет, чтобы он не соскользнул. Делать было
нечего. Скукотища. Его никто не трогал, не вызывал, не спрашивал. На парте
лежали все новенькие тетрадки - старые он предусмотрительно оставил дома. Он
ждал последний звонок. И хотя ему строго-настрого было запрещено ходить
одному на прежнюю квартиру, как только этот звонок прозвенел, побежал
трусцой в свой новый дом - непривычно открыл дверь (вход был отдельный)
ключом, висевшим на шее, бросил сумку, отрезал ломоть хлеба, посыпал его
сахаром и, жуя на ходу, отправился по Советской к станции. Через две улицы
он нагнал мальчишку, медленно и неохотно тащившегося с тощей полевой сумкой
через плечо. Веньке показалось, что они только что были в одном классе. И
точно - когда они поравнялись, тот спросил: "Ты что тут недалеко живешь?" -
"За школой... а ты тоже на станцию?" - "Мать велела хлеба купить..." - "Ну,
пошли..." - " Я Шурка Соломин". - Он, как взрослый, протянул руку.
-"Вениамин." - Фамилию он уточнять не стал.
До станции было два километра. Они шли не спеша. Светлый день незаметно
по-зимнему серел. Навстречу попадались только тетки с кошелками - чем ближе
к магазинам, тем чаще. Когда уже показались магазины, выстроившиеся в ряд
вдоль платформы, и сгрудившиеся между ними палаточки ремонта часов, обуви, с