"Екатерина Садур. Зеленая бездна" - читать интересную книгу автора

Мне снилось, как она сидит над селедкой, трясет головой и укоряет меня:
- Не жалко тебе меня, не жалко! - И тяжелые прозрачные слезы бегут по
ее лицу, наполняют до дна каждую морщинку, переливаются через край и стекают
с подбородка. - Старая я стала, никому совсем не нужна. Что же ты совсем не
приходишь ко мне, не говоришь? Ты геометрию сделала?

Однажды в мае нас повели в бассейн. И параллельный класс, где учились
Роман и Митька, тоже повели. Нас всех выстроили парами, мы держали в руках
целлофановые мешочки с купальниками, полотенцами и резиновыми шапочками.
У нас в классе училась второгодница Женя Дичко. Она была из детдома. В
десять лет ее взяли на воспитание дальние родственники. Она говорила "че?"
вместо "что?", и когда к ней обращались даже по пустяку, она всегда
недоверчиво отвечала: "Тебе чего? Чего надо? А, понятно!" Хотя ничего ей
было не понятно. Когда она пришла к нам в класс, маленькая Галя сказала:
- В детдоме всех детей бьют воспитатели.
- У нас был очень хороший детдом, - горячо ответила Женя. - У нас
почти не били, а если били, то только за дело!
- А это что? - спросила Галя. - Откуда у тебя этот синяк?
- Это меня мамка моя, тетя Маруся, поколотила, - тут же объяснила
Женя. - За дело, конечно. Я кефир на коврик в коридоре пролила.
У нее были толстые вывороченные губы и широкие плечи. И сейчас, когда я
вспоминаю эту Женю Дичко, я даже точно не могу припомнить ее лицо - просто
дрожащие губы и косая сажень в плечах. И эти дрожащие губы выговаривали в
тоске: "Мои родители не любят меня! Они мной тяготятся!" Я привыкла слышать
от нее только: "Ну че! Ты смотри у меня!", а тут вдруг это "тяготятся",
сорвавшееся с языка и на всю жизнь надорвавшее мне сердце.
В душевой перед бассейном Женя Дичко стояла под струями воды -
широкая, в крупных родинках, и ее уже почти совсем по-взрослому развитая
грудь подпрыгивала после каждого шага. Взрослое и детское все еще боролись в
ее широком теле, и эта борьба из ребенка превращала ее в подростка.
Превращение казалось мне уродливым, и я все слышала, как с ее толстых губ
срывается: "Они тяготятся... тяготятся..." - и передергивалась.
Женя Дичко надела купальник, белый в черную клеточку, с пластмассовыми
чашечками, вшитыми на месте груди, разбежалась по кафельному полу, прыгнула
в бассейн и поплыла баттерфляем. По дороге она нагнала Митьку Козлика и
отвесила ему крепкий подзатыльник. Митька нырнул с головой и хлебнул воды.
Женя захохотала.
После бассейна Женя Дичко подошла к двери в раздевалке, я всегда
думала, что там стенной шкаф для забытых вещей; но она молча припала к
замочной скважине.
- Ну ты того, - сказала она мне. - Иди, посмотри!
Я нагнулась и увидела соседнюю душевую и пар от горячей воды. У окна
стоял Ромка-Простокваша совершенно голый, с длинным полотенцем на голове.
Рядом прыгал Митька, засовывая ногу в штанину школьных брюк. Оба они были
бледные, худые, и точно так же детство в их телах боролось с юностью, и
юность побеждала - с хрустом раздвигала в стороны плечи и вытягивала ноги.
Все. Их плечи были уже не детскими и совсем не такими, как у девчонок.
- Ну и что? - сказала я.
- Ты че, не понимаешь, что ли? - засмеялась Женя Дичко. - Хочешь, с
улицы подойдем к окну, спрячемся в кустах. Там их душевая как на ладони.