"Магда Сабо. Лань" - читать интересную книгу автора

рассказывали про отца анекдоты. Каждый раз, когда у нас раздавался звонок и
затем из кабинета доносились подобострастные объяснения клиента, я сначала
прислушивалась с замиранием сердца, а потом лишь рукой махала. По тону
голосов становилось ясно, что отец опять бесплатно дает клиенту юридические
советы, а потом вежливо отсылает его с тем, что дело они все равно не
выиграли бы, так что и начинать не стоит. "Даже попытаться не изволите?" -
разочарованно спрашивал клиент, а мне вопить хотелось от отчаяния, что он
сейчас уйдет и унесет с собой гуся или каплуна, так покорно сидящего со
связанными лапами в корзине в ногах у клиента. Потом я снова веселела,
потому что, когда клиент удалялся, отец выходил во двор, крошил кусочек
хлеба муравьям и на его худом, милом лице было такое спокойствие, такая
тихая радость, что я уже не жалела о каплуне и, вздохнув, возвращалась на
кухню. Когда он умер, у меня ни минуты не было ощущения, что я потеряла
отца. У гроба его я стояла с беспросветным отчаянием в сердце, неутешная,
как мать, у которой смерть забрала единственное дитя.

"Почему ты не любишь музыку?" - спросил ты с нотками обиды в голосе,
когда мы были в Пече и там как раз проходили гастроли Эрика Виллмера; он
играл Бетховена и Бартока*, и ты так хотел, чтобы мы вместе пошли на
концерт, а я отказалась. Я тогда ответила, что у меня нет слуха, и даже
запела, намеренно фальшивя, "Призыв"**. Ты тогда очень разозлился на меня.
Мне кажется, ты сердился и на самого себя - за то, что так меня любишь,
меня, у которой нет слуха и которая не понимает серьезную музыку,
______________
* Барток Бела (1881-1945) - выдающийся венгерский композитор.
** Стихотворение выдающегося венгерского поэта М. Вёрёпшарти
(1800-1855), положенное на музыку композитором Бени Эгрешши.

"Мать - домохозяйка". Так написано во всех моих автобиографиях. Матушка
не была домохозяйкой в том смысле, какой придает этому слову отдел кадров.
Матушка трудилась с утра до вечера не покладая рук. Как-то ты принес мне
книжечку - биографию Моцарта, с чудной гравюрой в стиле рококо на первой
странице. Потом ты трижды напоминал мне, что не мешало бы вернуть книгу, ты
еще сам ее не читал. Я отвечала, что понятия не имею, куда она делась,
может, ее засунула куда-то Юли или я оставила на пляже. Ты тогда снова
разозлился, а потом рассмеялся. Я думаю, ты всегда радовался, когда ловил
меня на каком-нибудь безответственном поступке, на какой-нибудь
"халатности". Тебе казалось, в такие моменты я расслабляюсь, перестаю быть
зоркой и недоверчивой, перестаю подозрительно присматриваться ко всему и
всем.
Книжка та не потерялась, она стоит за томами Шекспира - только гравюры
в ней уже нет: я вырвала ее и сожгла в кухне. Требуя у меня книгу, помнил ли
ты, что изображала гравюра? Святую Цецилию, сидящую у небесного органа,
окруженную поющими и музицирующими ангелами, - и всюду сплошные нимбы и
улыбки, на локтях у ангелов, играющих на скрипках, ямочки, золотые волосы
Цецилии ниспадают до пят, и, даже находясь на небесах, она все-таки
воздевает глаза к небу. Гравюра эта была словно сама музыка, она вся звенела
и пела - я не могла вынести этого. Святая Цецилия съела наш хлеб, потому я с
детства питала к ней отвращение.
Я уже говорила, что мы нищали быстро и неуклонно. Когда ясно стало: