"Магда Сабо. Скажите Жофике " - читать интересную книгу автора

хотела сказать, что тоже будет расставлять книги. Но мамы в комнате уже
не было, а книги стояли на полках шкафа. На нижней - большие,
медицинские. Их осталось только несколько штук для вида, большинство
забрал дядя Балаж. Вот и серый альбом, который она часто рассматривала
вместе с папой. Он называется "Анатомический атлас". Ей не разрешали
самой листать эту книгу, только вместе с папой. Папа сказал, что без
пояснений там все некрасиво, и она ни разу сама не открывала атласа.
В комнате жарко даже под вечер. Сейчас лето, конец июля, каникулы.
На экзамене она не смогла ответить на вопросы. Как раз в то время,
когда Жофи стояла у доски, ей в голову пришла одна важная мысль. Дело в
том, что перед экзаменом пропал ключ от класса. Дежурная Таки, то есть
Ева Такач, не нашла ключа на месте. "Почему ты не поискала получше? -
спросила учительница тетя Марта, когда наконец сторож дядя Секей принес
ключ. Он, оказывается, висел под другим ключом - тем, что от зала, где
рояль. - Так не бывает, чтобы человек не нашел того, что ищет".
Папа хотел ей что-то передать. Может быть, остались где-нибудь те
слова, которых он не успел сказать? Надо хорошенько поискать.


2

Новая квартира отличалась от старой еще и тем, что в ней не было
Тэри.
Жофика любила Тэри, ее крутой лоб и льняные, едва заметные брови,
а больше всего ее пение. Когда она пела, Жофи подкрадывалась к двери
кухни и слушала. Песни были странные-странные. Их научила Тэри петь еще
бабушка где-то в задунайской деревне. Они были длинные, без мотива. В
песнях Тэри рассказывала печальные истории о смертоубийствах и почти
всегда о кражах. "Хорошая девушка, только нелюдимая!" - говорила мама о
Тэри, а Жофика молчала, потому что Тэри, конечно, была очень даже
"людимая". Только было две Тэри - одна для папы и мамы, другая для
дворника, продавцов и почтальона. Та, другая Тэри, хохотала и пела без
умолку. Была еще и третья Тэри, Тэри для детей, цветов, что росли на
подоконниках, и животных. Эта Тэри нисколько не походила ни на кого из
знакомых Жофики. Она никогда не кричала на Жофи, если даже та путалась
у нее под ногами в кухне или била посуду. В такие минуты, бывало, Тэри
только пробурчит: "Мыть и бить - это я понимаю, но не мыть и бить - это
чудеса!" Тэри останавливала на улице совсем чужих детей, утирала им
носы, стряхивала пыль с одежды, если они падали. Каждый день Тэри
собирала косточки и остатки мяса и по дороге домой - а ведь она жила
очень далеко - отдавала все одной собаке, которая была "вечно голодна у
своих хозяев-злодеев". Цветы в комнате она всегда поливала из
серебряного стаканчика Жофики и всякий раз, когда на фикусе появлялся
новый росток, качая головой, говорила: "Ай да фикус-молодчина!"
Тэри по-прежнему будет приходить в тот дом, где они раньше жили,
только теперь уж к Мюллерам. Мама говорит, что ей все равно, где
зарабатывать. Но ей, конечно, не все равно. Жофи это хорошо знает. В
последний раз, когда Тэри сидела у них на кухне, она только нажимала
пальцем на весы, а песни ни одной не спела.
Здесь, в этой крошечной квартире, было бы стыдно просить Тэри о