"Людмила Николаевна Сабинина. Подснежники" - читать интересную книгу автора

"до, ре, ми..."
- Поздновато, почтеннейшая! Все давно уже здесь! Весь
студенческо-преподавательский состав!
- А я думала, раньше всех буду...
Во дворе суетится пестрая, одетая в невообразимые обноски толпа.
- Любочка! Иди к нам, у нас носилки нагружать некому!
Две старушки преподавательницы волокут носилки с горкой щебенки. Тащат
тяжело, спотыкаются, кивают на каждом шагу озябшими синими носами. Хоть еще
август, и моросит теплый реденький дождь, обе они одеты как можно теплее:
поверх фетровых шляп-колпаков шерстяные платки, на одной из них,
преподавательнице пения, - вылинявшая рыжая лиса со множеством лапок и
хвостиков.
Люба берется за лопату. Надо расчистить угол двора, где помещается
склад. На днях рухнула стена соседнего дома, вход завалило, а склад школе
необходим - обещали подвезти дрова.
- Хорошо еще, что ночью, - вздыхает виолончелист Глебов. - Днем-то во
дворе дети. Неизвестно, что бы тут было...
У Глебова во время бомбежки погибли жена и сын. Два года тому назад.
Все это знают, и вокруг воцаряется осторожное молчание. Только дробно стучат
лопаты и ломы.
- Склад-то очистим, - вздыхает Глебов. - А дров, конечно, не привезут.
- Будут дрова! - весело кричит Генка. - Читали постановление? Зря
такими словами не бросаются! Постановление, значит - баста!
- Совсем позабыла, - спохватывается вдруг старушка вокалистка. - Тебя,
Любушка, Павел Титыч вызывал. Чтобы тотчас же пришла к нему.
Люба бросает лопату, поднимается на второй этаж. Помещение пусто.
Пахнет сыростью, грязные серые доски пола колеблются, дрожат под ногами.
Люба заглядывает в классы. Окна забиты кусками фанеры, в полутемных классах
поломанные, запыленные инструменты. Ее любимый концертный "Стенвей"
громоздится на подставленных табуретках. Ножек почему-то нет как нет... В
конце коридора - учительская. А вот и Павел Титыч, бессменный директор
музыкальной школы. Сидит за столом, пишет что-то, глазки-щелки озабоченно
щурятся.
- Здравствуйте, Павел Титыч...
- А-а! Любовь Михайловна, добрый день, добрый день!.. - Титыч
засуетился, привстал, подал Любе свою прохладную пухлую ладошку. -
Постановление читали? "О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в
районах, освобожденных от немецкой оккупации". Нет? Жаль, жаль... Советую
прочесть.
Титыч хлопнул ладошкой по развернутой газете.
- Великое дело! Великое! Скоро на ноги встанем. Вот увидите.
Низенький, с выпуклым воробьиным животиком, он мелкими шажками обежал
вокруг стола, остановился около Любы, заговорил, заметно напирая на "о".
- Понимаете, для меня и для э-э... старейших наших педагогов
музыкальная наша школа и училище наше - это, понимаете ли, главное. Дело
жизни, понимаете, дело жизни! Тридцать лет возглавляю, но такой беды,
разорения этакого еще не видывал... С самого основания, знаете ли... Однако
имеются серьезные надежды, самые серьезные, что нынче мы получим дрова!
Титыч многозначительно поднял указательный палец, заулыбался всем своим
круглым морщинистым лицом. Но в щелочках-глазах по-прежнему была