"Фред Сейберхэген. Маскарад в красном освещении" - читать интересную книгу автора

был рад оказаться подальше от Фламланда, где за работу принялась
политическая полиция Микала.
- Интересно, - сказал второй и хихикнул.
- Что это значит?
Второй оглянулся назад через левое, а затем правое плечо.
- Слышали ли вы это? - спросил он. - Ногара... бог... но половина его
космонавтов - атеисты.
Хольт улыбнулся, но лишь слегка.
- Он не обезумевший тиран, ты знаешь. Эстил не худшее правительство в
галактике. Хорошие парни не опускаются до мятежа.
- Карлсен делал все как надо.
- Да, он все делал верно.
Второй скривился.
- О, конечно, Ногара мог быть и хуже, если вы серьезно об этом. Он -
политик. Но я не могу поручиться за экипаж, который он набрал за последние
годы. У нас на борту имеется пример тому. Вот чем они занимаются. Если
хотите знать правду, то после смерти Карлсена я сильно напуган.
- Ладно, - скоро мы увидим их, - вдохнул Хольт и напрягся. - Я пойду
посмотрю на пленников. Капитанский мостик теперь ваш, второй.
- Я сменю вас. Благоволить к человеку и убить его?
Минутой позже, глядя через потайной глазок внутрь маленькой
курьерской камеры для заключенных, Хольт мог с искренним состраданием
пожалеть, что его пленник жив.
Звали его Джанда. Он был вожаком разбойников и захват его был
последним успехом Карлсена на службе во Фламланде, который положил конец
мятежу. Джанда был крепким мужчиной, храбрым и свирепым бандитом. Он
нападал на владения эстильской империи Ногары, когда же шансов у него не
осталось, сдался Карлсену.
"Моя честь требует победить моего врага", - написал однажды Карлсен в
личном письме. - "Моя честь не позволяет мне уничтожать или ненавидеть
моего врага."
Но политическая полиция Микала придерживалась другого мнения.
Разбойник должно быть был очень высоким, но Хольт никогда не видел
его стоящим прямо. Наручники все еще сковывали его кисти и лодыжки, хотя
они были из пластика и предположительно не натирали человеческую кожу, но
они не увеличивали надежности заключения и Хольт снял бы их, если бы мог.
Незнакомку, по имени Люсинда, можно было бы по виду принять за его
дочь, но она была его сестрой, младшей всего лишь на пять лет. Она была
редкой красоты и, возможно, полиция Микала имела мотивы далекие от
сострадания, посылая ее ко двору Ногары не заклейменной и без
психологической обработки. Было достаточно хорошо известно, что требуется
для определенных развлечений придворных и какое лакомство любят высшие
чины.
Хольт был далек от того, чтобы доверять таким рассказам. Он открыл
камеру - она была заперта из предосторожности, он боялся, что Джанда
заблудится и попадет в детские неприятности - и вошел.
Когда Люсинда впервые взошла на борт его корабля, глаза ее выдавали
беспомощную ненависть к каждому эстилеру. Хольт был вежлив и
предупредителен, насколько это было только возможно. И когда теперь он
вошел, на ее лице не было неприязни... была надежда, которую, казалось,