"Рафаэль Сабатини. Фаворит короля " - читать интересную книгу автора

шокирован.
- Джентльмен, который не знает латыни! Черт побери! Да это даже хуже,
чем женщина, лишенная целомудрия! А поскольку целомудрию женщины может
препятствовать сама природа, о чем мы всегда должны помнить, когда пытаемся
осуждать подобную женщину, то незнанию латыни природных препятствий не
существует.
Далее король пустился в пространные рассуждения, богатые сложными
оборотами речи и ссылками на классиков, - царственный педант весьма
гордился своими познаниями - ив конце объявил, что не сможет "ценить
мистера Карра так высоко, как хотелось бы", если тот не восполнит пробелы в
образовании. Король желал бы видеть в нем джентльмена хорошего тона и
воспитания (тогда становится непонятным пристрастие короля к Филиппу
Герберту и некоторым другим господам, чьи вкусы и образованность не шли
дальше разговоров о собаках и лошадях).
Мистер Карр рассыпался в сожалениях по поводу проявленного им
легкомыслия. Это следует исправить немедленно.
- Так и поступим, - уверил его король: он сам станет ментором мистера
Kappa. - Меня ничуть не беспокоит время, затраченное на твое обучение,
Робин. Мне приходилось тратить его с куда меньшей пользой. - И король
дотронулся до щеки молодого человека наманикюренным, мягким и украшенным
драгоценными камнями пальцем, который, однако, мог бы быть и почище.
И прикованный к постели мистер Карр приступил к ежедневным сражениям с
дебрями латинской грамматики. Это была своеобразная пытка, но мистер Карр
переносил ее с большой отвагой - все ради того будущего, что перед ним
открывалось. Поначалу он беспокоился по поводу своей неспособности к
учению, но затем беспокойство улеглось: король, прирожденный педагог, был
весьма терпелив - ведь ему нравилось демонстрировать собственную ученость.
Мистер Карр все еще блуждал в чащобе склонений и спряжений, когда в
конце октября врачи разрешили ему вставать - сломанная нога срослась.
Король Яков присутствовал при первых шагах выздоравливающего и
светился таким довольством, каким светится отец, наблюдая первые шаги
дорогого дитяти. Он приказал Филиппу Герберту подставить "бедному мальчику"
плечо, и лорд Монтгомери повиновался, хотя и был оскорблен тем, что ему
приходится играть роль дворецкого при каком-то выскочке. Но он никак не
показал своей обиды, более того, не постеснялся присоединиться к растущей
толпе тех, кто восторгался Робертом Карром.
Собрание джентльменов высоких званий и родов, которое присутствовало в
прихожей дома мистера Райдера на Кинг-стрит, лишь немногим уступало той
блестящей толпе, что стала собираться во внешних покоях апартаментов,
отведенных Роберту Карру в Уайтхолле. Если бы молодой шотландец знал сказки
Шехерезады, он бы посчитал, что это джинн перенес его в такую сказку. Его
разместили в едва ли не лучших покоях уже начавшего приходить в упадок
королевского дворца. Комнаты выходили в огороженный со всех сторон сад - в
течение нескольких лет эти комнаты занимал сэр Джеймс Элфинстоун,
джентльмен высокого происхождения и еще большей гордыни, пользовавшийся
благосклонностью покойной королевы. Сэру Джеймсу было приказано оставить
помещение, он пожаловался лорду-камергеру, тот передал протест, смягчив его
тон, королю, но его величество не желал вступать в дискуссии.
- Я отдал эти комнаты Карру, - вот и все, что он сказал, и в этих
словах была такая решимость, что лорд Саффолк тут же отправился к сэру