"Рафаэль Сабатини. Вечера с историком" - читать интересную книгу автора

надежду, хотя до сих пор я не получал из Рима ничего хорошего. Его
Святейшество услышит о том, как я готовлюсь к войне с неверными, войне,
которая позволит водрузить крест там, где ныне торчит полумесяц. Возможно,
он пришлет мне в дар немного золота, чтобы помочь в этом святом деле.
Насмешка больно уколола легата. Его болезненно-желтоватое аскетичное
лицо побагровело.
- Я привез вам не золото, - отвечал кардинал. - Я прибыл, дабы
преподать урок веры, о которой вы, похоже, напрочь забыли. Я приехал, чтобы
научить вас блюсти свой христианский долг, и потребовать немедленного
исправления последствий ваших святотатственных деяний. Папа требует
незамедлительно восстановить в прежнем положении епископа Коимбры, которого
вы изгнали из города, угрожая насилием, и низложить священнослужителя,
богохульно поставленного вами на место законно избранного епископа.
- И это все? - с угрожающим спокойствием проговорил юноша.
- Нет, - ответил легат, который стоял над ним, бесстрастный в сознании
своей правоты. Мы требуем также, чтобы вы тотчас освободили даму, вашу
мать, которую вы несправедливо заточили в узилище и держите там.
- Это заточение отнюдь не несправедливо, и свидетелями тому - все
здесь присутствующие, - отвечал инфант. - Возможно, Рим поверил тем лживым
наветам, которые туда поступили. Донна Тереза вела распутную жизнь, и мой
народ страдал от несправедливостей во время ее правленая. Вместе с
пресловутым сеньором Трава она разожгла пожарище гражданской войны в
подвластных ей землях. Узнай же от нас правду и поведай ее Риму. Тем самым
ты совершишь достойное деяние.
Но прелат был преисполнен упрямства и гордыни.
- Не такого ответа ждет от вас наш святой отец, - сказал он.
- Но таков ответ, который я посылаю ему.
- Берегись, безумный и мятежный юноша! - вспылил кардинал, не сдержав
гнева. Голос его зазвучал громче. - Я прибыл сюда, имея в своем
распоряжении оружие, мощи которого достанет, чтобы уничтожить тебя. Не
злоупотребляй терпением Матери-Церкви, иначе вся сила ее гнева обрушится на
твою голову.
Впав в неистовство, Афонсо Энрикес вскочил на ноги. Душевное волнение
исказило его черты, глаза загорелись.
- Прочь! Вон отсюда! - вскричал он. - Убирайтесь, сеньор, да
побыстрее, иначе, видит Бог, я не мешкая присовокуплю новое святотатство ко
всем тем, в которых вы меня обвиняете.
Прелат плотнее закутался в широкую мантию. Он побледнел, но вновь
обрел спокойствие и невозмутимость. Исполненный сурового достоинства, он
поклонился рассерженному юноше и удалился с таким бесстрастным видом, что
трудно было определить, кто же одержал верх в этом поединке. И если еще
ночью Афонсо Энрикес считал себя победителем, то утром его иллюзии были
повергнуты в прах.
Ни свет ни заря его разбудил камергер. Эмигио Мониш требовал
немедленной аудиенции. Афонсо Энрикес сел на постели и велел впустить
вельможу.
Пожилой рыцарь и верный спутник вошел к нему тяжелой поступью. Хмурое
смуглое лицо: сурово сжатые губы, почти скрытые седой бородой, превратились
в тонкие полоски.
- Да хранит тебя Господь, государь, - приветствовал инфанта Мониш