"Юрий Сергеевич Рытхеу. Самые красивые корабли (Повесть)" - читать интересную книгу автора

шкурки, втыкая в прорези чисто обглоданные тюленьи ребрышки; развешивала на
шестах песцовые шкурки и белоснежные нерпичьи кожи для отделки. Конечно,
было холодно, но терпимо. Но если лед ломает и корежит, как это бывает
осенью? Тогда, наверное, страшно маленькой девочке, и она плачет по ночам от
незнакомого грохота...
Кто-то решительно и громко стукнул в дверь радиорубки и распахнул ее.
- Летит! - крикнул он и тут же убежал.
Со всех сторон к посадочной площадке неслись люди. И опять, как и в
первый раз, за ними боязливо трусили собаки.
Самолет уже катился по снежному полю, поднимая за собой пургу. Сердце у
Тынэны так колотилось, что она не слышала даже рева мотора. Впереди бежала
радистка Люда, смешно путаясь ногами в длинной шерстяной юбке. Платок у нее
на голове размотался и тянулся следом, как длинный флаг.
Пропеллер остановился, утихла снежная пурга, и толпа кинулась к машине.
Тынэна стала чуть поодаль, чтобы лучше видеть тех, кого бережно
принимали жители Нымныма. Как и говорила радистка Люда, это были женщины.
Плотно закутанные в теплое, обмотанные платками и шарфами, они неуклюже
передвигались по снегу, протягивали негнущиеся руки.
Одна из женщин несла ребенка. Тут Тынэна не выдержала и побежала,
расталкивая толпу. Она не знала, как и что сказать этой женщине. Она встала
перед ней и смотрела на нее нежно и сочувственно. Летчик заметил Тынэну:
- А-а, красавица! Опять с непокрытой головой ходишь? Товарищ
Васильева, - обратился он к женщине с ребенком, - благодарите эту девочку.
Перед вылетом в Ванкарем я ее посадил на счастье на крыло.
- Как тебя зовут, девочка? - спросила женщина.
- Тынэна.
- Таня? - переспросила женщина. - Танюша?
Тынэна молча кивнула: ей нравилось русское имя Таня.
- А ее, - женщина приподняла ребенка, - зовут Карина. Она родилась в
Карском море. Карина Васильева.
- Ка-ри-на, - медленно произнесла Тынэна и улыбнулась.
Председатель Кукы подогнал собачьи упряжки, чтобы отвезти снятых со
льдины в отведенный для них учительский домик.
- Как в Москве, - со смехом сказала мать Карины, - и чукотский трамвай
подали к самолету.
Тынэна поплелась вслед за собачьими упряжками. Толпа встречающих
растянулась по единственной улице Нымныма. Собаки сосредоточенно тянули
нарты и оглядывались на необычных седоков.
До вечера не смолкал оживленный разговор в крохотном, всего на три
комнаты, учительском домике. Челюскинцам несли подарки: расшитые бисером
торбаса, меховые тапочки, рукавицы, пыжиковые шапки с длинными ушами, зимнее
лакомство - замороженное оленье мясо, нерпятину, рыбу.
- Ну куда нам столько! - устало отмахивались женщины. - У нас же все
есть, ничего нам не надо.
Наконец радистка Люда встала у дверей и решительно сказала:
- Все. Пусть они отдохнут.
Долго еще жил Нымным заботами о челюскинцах. Все - и стар, и мал -
знали уже по именам летчиков, встречали их радушно, в ненастные дни
переживали за них и даже просили затихшего шамана Тототто покамлать, чтобы
умилостивить духов, упросить их унять ветер и отогнать пургу в другое место.