"Юрий Сергеевич Рытхэу. Айвангу " - читать интересную книгу автора

из них зацепит скрюченную руку лыжей. Поволокут в селение. В ярангу
родителей. Кавье не разрешит положить зятя у себя. Он считает, что Айвангу
еще не стал настоящим мужем Раулены: не отработал положенного обычаем срока.
Сэйвытэгин, отец, захочет похоронить его по новому обычаю. Сколотят
ящик, длинный, наподобие тех, в каких привозят ружья, и втиснут в него
Айвангу. Повезут на нарте на холм захоронений. Могилу рыть не станут - земля
сейчас тверже камня. Расчистят площадку от снега, положат гроб и завалят
камнями. Айвангу видел, как хоронили председателя ревкома Хорошавцева. Все
так дружно валили камни на гроб, что доски громко трещали...
Айвангу вздрогнул и попытался шевельнуться, но сладкая истома властно и
нежно обнимала тело. Ему даже послышался голос. Знакомый, родной... Давно не
слышал он, как поет мать. С тех пор как взял в руки охотничье ружье и было
ему лет восемь-девять. В песне не было слов, а мотив был схож с посвистом
весеннего ветра, ласкового, теплого...
Иногда напев становился тревожным; это означало, что все охотники
вернулись с промысла и только Сэйвытэгин еще не пришел. И не знаешь тогда -
радоваться ли тому, что добыча так велика, что ему трудно донести ее до
селения, или горевать - охотник задерживается в море и не только тогда,
когда ему повезет...
Мать стара и столько на своем веку похоронила детей, что гибель Айвангу
она воспримет как тяжелое, но неизбежное горе.
Ее худое тело будет содрогаться от плача, но своего лица, залитого
слезами, она не откроет.
Мать зовут Росхинаут. Она с другого берега, аляскинского, из семьи
эскимосов-зверобоев, и там у нее было другое имя. Сэйвытэгин привез ее из
поездки на американское побережье. Говорят, год она целый плакала и
тосковала, но, плача, никогда не открывала своего лица. Не полагалось по их
обычаям. Айвангу был первым ребенком у нее, и она сама выбрала ему имя и
настояла на этом, а собственное потеряла, потому что со времени приезда в
Тэпкэн никто не звал ее иначе, как Росхинаут - Женщина Другого Берега.
Айвангу обнимал ноздреватый, колючий лед и вспоминал нежность женского
тела. Оно всегда теплое, а иногда даже горячее, когда в жилах вскипает
кровь... Айвангу отчетливо увидел лицо невесты, и ему даже показалось, что
это она прильнула к нему и прижалась пылающим бедром... Раулена... Длинные
черные косы и круглое как луна лицо. Когда она улыбается, то отворачивает
лицо, но наедине с Айвангу Раулена смотрит прямо, а потом медленно
прикрывает глаза пушистыми ресницами... Если строго придерживаться обычая,
Раулена вовсе не жена ему, а только невеста, за которую еще надо
отрабатывать полгода. Комсомолец, отрабатывающий невесту... Но что
поделаешь, если без Раулены и солнце не так ярко и море не так блестит?
Айвангу даже застонал от мысли, что кто-то другой будет обнимать Раулену.
Огромным усилием он стряхнул с себя дремоту и приподнял на руках
налитое болью тело. Пусть лицо царапает прибитый до каменной твердости наст
и руки немеют - надо ползти вперед! Ползти, пока в груди держится тепло и
стучит сердце! Как можно умирать таким молодым!
Он совсем еще не жил. Новая жизнь начинается на берегах Чукотского
моря. В Тэпкэне поставили деревянные дома для райисполкома и нового
магазина. Айвангу научился читать и писать, и его приняли в комсомол. Белов
говорит, что комсомольцы все равно что упряжные вожаки - они идут впереди...
Где-то есть большие города, которые еще не видел Айвангу, где-то большие