"Юрий Сергеевич Рытхэу. Сегодня в моде пиликены" - читать интересную книгу автора

страстей, избавлялся от него, выбрасывал его... Сейчас пиликена покупают, в
общем-то, хорошие люди, мне совестно, но ничего не могу поделать. Я им
объяснял, что значит этот бог, но меня не слушали: говорили, что пиликен
нынче очень моден".
Кончина деда была печальной неожиданностью не только для родных и
близких Гальматэгина, но и для всех жителей селения.
Старика хоронили по новому обряду, в гробу, с речами, а на могиле
поставили фанерный обелиск с красной звездочкой на вершине, и по этому
поводу кто-то проронил:
- Словно партизан, а не косторез.
При жизни Гальматэгина никто не задумывался об этом. Но после его
смерти оказалось, что престарелый косторез, по существу, содержал всю семью.
Вдруг обнаружилось, что не на что купить чаю и сахару, из посудного шкафчика
исчезли такие лакомства, как сгущенное молоко и конфеты.
Рочгын недоуменно разводил руками и посылал жену занимать деньги к
соседям.
Однажды Эмуль заглянула в рабочий ящик Гальматэгина. Все его
инструменты - от ножной бормашины до набора различных фрез, шильцев,
напильничков, шлифовальной бумаги - были в идеальном порядке. В другом
отделении лежали десятка три недоделанных пиликенов и что-то тяжелое и
длинное, завернутое в мягкую оленью замшу.
Эмуль осторожно развернула сверток и вздрогнула от удивления: перед ней
лежал расписанный моржовый клык.
Эмуль пристально вгляделась в рисунки, и тихое волнение охватило ее.
Она не знала, что коснулась большого искусства и таинственные струны ее души
оказались созвучны мыслям рисовавшего.
На клыке был изображен тот мыс, на котором впоследствии построили
мощный маяк. Именно с этого мыса и открывается лучший вид на селение, когда
можно различить каждый дом и даже узнать каждого прохожего. Одна половина
клыка изображала старое селение с ярангами и с несколькими европейскими
домиками. На другой половине стоял уже современный поселок с рядом
деревянных домиков, протянувшихся от подножия мыса до старого, поставленного
еще в тридцатые годы ветродвигателя.
Возле домов можно было различить людей. У морского побережья выгружали
из вельботов моржовое мясо, а чуть поодаль, приткнувшись к берегу, стояла
баржа, и грузчики катили на берег бочки. На рейде дымил пароход. И этот
пароход тоже не был пароходом вообще. На его борту можно прочитать
выведенное маленькими буквами "Анадырь" и порт приписки - Владивосток.
Эмуль рассматривала клык и чувствовала, как слезы застилают глаза. В
душе возникала нежная горечь от мысли, что это мгновение, запечатленное в
чуть поблекших красках дедова рисунка, уже больше никогда не вернется, как
не встанет из могилы и не заговорит дед Гальматэгин.
Разглядывая клык, Эмуль чувствовала себя возвращенной в детство, когда
она видела каждую травинку, каждый листочек и каждый камешек на морском
берегу... Ее зрение уходило в глубь моржового клыка и вызывало мысли и
чувства, образы и звуки прошлого, пережитого. И многократно усиленный луч
вдруг возвращался в настоящее и высвечивал уже в ином свете то, что казалось
таким знакомым и обыденным.
Эмуль осторожно завернула клык и положила на место.
Как-то раз в столовой к ней подошел синоптик полярной метеорологической