"Александр Рыжков. Ищейки Смерти ("Заточенные души" #2)" - читать интересную книгу автора

тяжело, но все же, он решил оставить им большую часть. Пусть с ней что
хотят, то и делают. Пока не продали, хоть это радует. В общем, Киллип
слышал, что каждый наемник обладает "большим даром убеждения". Его просьба
не заключается в кровопускании братьев. Нет! Все, что требуется: заставить
Фиркока пересмотреть свои взгляды и перестать перечить многовековым
традициям семьи. Измени он свою позицию, остальные братья последуют его
примеру как послушные барашки. Киллип уверен в этом. А если не получится
убедить: что ж, будущее всей семьи дороже прихоти одной паршивой овцы... Ну,
и вознаграждение будет великодушно: в сотню, нет, в сто двадцать копрей!
Вот это уже другой разговор. Тут и советоваться не пришлось. Филика
многозначительно намекнула, что Ищейки "подумают" над предложением. О их
решении фермер обязательно узнает...
А уже ближе к вечеру пришла и третья сторона конфликта. Бледнокожий,
худощавый, рыжеволосый парень лет двадцати на вид. Он был больше похож на
какого-нибудь сарского клерка среднего звена, нежели на владельца
виноградных полей. Его белое лицо казалось болезненным. Скорее всего, так
оно и было.
Фиркок был не так многословен, как его старшие родственники. Весьма
убедительно, всхлипывая и постоянно сморкаясь в шелковый платок, он поведал
о коварстве братьев. О том, что они все хотят отправить его в Карт учиться
каллиграфии, а то и вообще утопить в колодце. А он всего лишь хочет
продолжить дело любимого отца, зверски убитого прошлой весной старшим
братом. Все его братья злые, бессердечные люди. Они, безусловно, заслуживают
только смерти... По четыре сотни копрей за смерть каждого, плюс три сотни за
смерть сумасшедшего старика, что живет у них в подсобке и порочит светлую
память, называя себя их умершим отцом.
Да, денег у него поменьше, чем у остальных. Как наивна молодость! За
смерть шестерых он предлагает всего девяносто два золотых...
Филика кивнула Тосу. Тот в ту же секунду накинулся на просителя, сильно
встряхнул и прижал его к земле всеми четырьмя руками.
- Шлушай меня, шошунок, - зашипел Тос, брызгая слюной, - когда ты,
папенькин шыночек, шрал в шелковые пеленки, кривилща жа штолом от ижобилия
кушаний и бежжаботно бегал по прошторам родовых имений, я подыхал ш голоду,
глотал отравленную пыль на шеребряных приишках Шахтной цепи и не видел
ничего, кроме швоих оков, шахт и уженькой камеры, в которой приходилошь
делить кровать ш дешятком таких же ижмученных каторжников!
Парень лежал тихо. Его рот был приоткрыт, губы подрагивали, глаза были
полны такого страха, который бывает только у обреченных перед смертной
казнью.
- Не поделили они виноградники! - шипел Тос. - Да я тебе ш огромной
радоштью шею шверну, богатенький шошуночек! Прямо щейчас, - прим потянул
руку к шее парня, но тут же отдернул, скривившись от резкого запаха. - Ты
што, обделалща? Вот же шошунок! Вот шошунок!
- Кажется, с него хватит, - предположил Моррот.
- Да, Тос, а то сейчас от страху его душа в потусторонний мир улетит, -
согласилась Филика.
Тос поднялся, подняв за собой и парня, на макушке которого появилась
густая седина. С ненавистью посмотрев в остекленевшие от страха глаза, прим
метнул Фиркока через бедро. С глухим, хрустящим суставами стуком, парень
рухнул на землю.