"Владимир Рыбин. Пять зорь войны " - читать интересную книгу автора

запоздало вспыхивают ракеты, выхватывают из тьмы катера, лодки, согнутые
спины десантников.
- В воду! Прыгай! - кричит Протасов, как только катер врезается в
отмель.
Бой сразу уходит от берега. То выстрелы гремели вблизи и эхо скакало в
соседних улицах, рокотало над низким берегом, облепленным лодками, а то все
затихает здесь, и выстрелы ухают уже где-то вдали, в плавнях.
Серый рассвет медленно расползается по воде, высвечивает окраинные дома
города. Оттуда из-за домов вдруг появляются белые, как привидения, фигуры,
торопливо идут к берегу, и Протасов скорее догадывается, чем узнает, -
пленные. Глядя на это шествие призраков, он ощущает необыкновенную легкость.
Словно вдруг отваливает давнее напряжение, оставив облегчающую радость
свершенного.
"Ловко мы их, - удовлетворенно думает он о пленных, только что бывших
опасными врагами, а теперь ставших такими безобидными и жалкими. - Ловко мы
их. Даже штаны надеть не успели..."
Поминутно оглядываясь на длинные штыки конвоиров, пленные подходят к
воде, переминаются босыми ногами на сыром песке, равнодушно озираются. И в
этой их отрешенности чувствуется мужицкое безразличие к этой непонятной им
войне - воевать так воевать, в плен так в плен. Но по некоторым видно и
другое - угрюмую настороженность, растерянность, чванливую злобу. Протасов
уже знает - это немцы, отпетые гитлеровцы, приставленные к инертной
солдатской массе в качестве погонял.
На затихший берег обрушивается гул: откуда-то выныривают самолеты,
нестройным треугольником проносятся над берегом, сбрасывают бомбы на
песчаную отмель. Одна бомба падает неподалеку от "каэмки", взметнув выше
мачты белопенный куст. Суржиков, ревниво не отходивший от пулемета, присев
на корточки, пускает в небо длинную очередь. Но самолеты уже скрываются за
рощицей на другом берегу неширокой протоки, и низкий рев их замирает вдали.
И тотчас в плавнях за городом снова вспыхивает винтовочная пальба. Толпа
пленных оживает. Некоторые вскакивают на ноги, что-то кричат, то ли зовут,
то ли командуют. Конвоиры беспокойно сбрасывают с ремней винтовки.
- Сидеть! Сидеть!
Протасов стоит на палубе, вглядывается в просветы между домами. Ему
кажется, что стрельба то удаляется, то снова подступает к городу.
Из лодки выглядывает моторист, до неузнаваемости вымазанный маслом,
равнодушно любопытствует:
- Что там?
- Как мотор? - сердито спрашивает Протасов.
- Счас будет. А что там?
- Должно, контратака. Теперь им Килия как кость в горле.
- Ну-ну, - говорит моторист, будто речь о чем-то обыденном.
А пленные все идут и идут из-за домов, одинаково белые - в исподнем,
словно это их униформа. Красноармейцы сдают пленных конвоирам, шумно
удивляются позору врагов, и в этом их веселье чувствуется радость минувшей
опасности, быстрой победы. Шумит берег громкими шутками, шлепаньем босых
ног, сдержанным разноязыким говором толпы, сухим стуком сваливаемого в кучи
трофейного оружия...
- Какое сегодня число?
- Двадцать шестое. А что?