"Владимир Рыбин. Пять зорь войны " - читать интересную книгу автора

гибкости командиров, от того, насколько быстро они оценивают обстановку,
насколько смело вносят поправки в свои собственные расчеты.
Ни лейтенант Грач, ни мичман Протасов еще не знали этой истины войны.
Они еще жили в счастливом сознании незыблемости, неизменности военной
теории. Но, может, это голос пращуров, столько раз вызволявших русскую землю
из беды, звал их к рассудительности, пока она была возможна, и требовал при
необходимости, не рассуждая, кидаться навстречу смертельной опасности. Так
было два дня назад, когда фанерный катер ринулся на бронированные борта
монитора. Так вышло и теперь, когда к полуночи стало ясно, что враг в своем
стремлении усыпить бдительность пограничников сам потерял осторожность.
Ракеты, которые еще вчера то и дело чертили небо, сегодня взлетали лишь
изредка, ненадолго тормоша ночь.
И тогда родился новый план...
Лейтенант Грач лежит на пологом склоне, чувствуя сквозь гимнастерку
холод чужой земли. Он знает этот берег не хуже, чем свой: тысячу раз
ощупывал его в бинокль. Знает, что за тем кустом, темнеющим впереди, берег
круто поднимается и упирается в задерненный бруствер пикета. Очень неуютно и
беспокойно лежать тут, рядом с вражескими часовыми. В голову приходят
фантастические предположения: а вдруг рассветет раньше времени? Хотя
реальнее были ракеты, которые могли в любой момент зачастить, выхватить из
темноты и берег, и эти кусты, за которыми теперь лежат пограничники, и лодки
посреди реки. Тогда уж внезапности не будет. Тогда будет бой, тот самый,
предусмотренный первым планом, которого теперь так не хотелось.
Ему вдруг приходит старая мысль, что путь к безопасности и его лично, и
людей, за которых он отвечает, лежит через этот вражеский пикет.
Вспоминается афоризм: "Чтобы уйти от опасности, надо идти к ней". И сразу
становится нестерпимым это бездеятельное ожидание. Он протягивает руку,
трогает лежащего рядом Хайрулина. Тот переваливается бесшумно, и его
скуластое лицо оказывается так близко, как лейтенанту еще не приходилось
видеть.
- Давай! - одним дыханием говорит Грач. - Смотри только...
Он не договаривает, уверенный, что Хайрулин и так знает, о чем речь - о
тишине, от которой зависит все. Часовой должен рухнуть, как в кинофильмах об
индейцах - без крика, без хрипа, без стука о землю. Для такой ювелирной
работы нужен опыт, которого ни у кого нет. И это беспокоит лейтенанта,
заставляет нервно прислушиваться, мысленно торопить время.
От реки доносится слабый чавкающий звук, в темноте, как условлено,
дважды скрипит лягушка. Лейтенант ползет вперед, осторожно ощупывая руками
землю. Он не оглядывается, знает, что там, за его спиной, так же осторожно
ползут пограничники, каждый к своему месту.
Возле самого бруствера он натыкается на Хайрулина. Тот стоит на
четвереньках, брезгливо шаркает ладонями, вытирая их о траву.
- Ваше приказание выполнено! - шепчет он со странным чужим придыхом.
Лейтенант поднимается в рост, перепрыгивает через окоп, мельком заметив
на голой утоптанной земле распластанное тело часового с неестественно
откинутой головой. Он подбегает к серой стене казармы и вдруг видит, что
навстречу ему медленно открывается дверь. В дверях стоит сонно чмокающий
солдат без ремня. Грач делает выпад, как на плацу по команде "длинным -
коли", и, взмахнув рукой, бьет солдата гранатой по голове. И в тот же момент
рядом гремит выстрел. Так сначала думает Грач. Но сразу же соображает, что