"Владимир Рыбин. Пять зорь войны " - читать интересную книгу автора

Будит его тишина. Машина стоит возле мазанки со стенами, розовыми от
рассветного солнца. В дверях хаты - молодая женщина, улыбаясь, глядит, как
Суржиков неторопливо пьет из высокой кринки.
- Где мы?
- Да в Килии ж, - весело говорит молодайка.
Суржиков сладко чмокает, нехотя отрываясь от кринки.
Потом они вдвоем идут по тропе вдоль домов, спрятанных в садах. С
каждым кварталом дома все смелее выглядывают из-за ветвей и наконец ближе к
центру города выставляются к самому тротуару дремотно обвисшими занавесками
окон.
В просветах улиц виден Дунай. Он лежит едали темной полосой, и светлые
блики скользят по его поверхности. На той стороне, за леском, виднеются дома
и высокая колокольня Килии-Веке, той заречной Старой Килии.
Протасов уже был наслышан о судьбе этих двух городов с одинаковыми
названиями, разгороженных Дунаем. Говорили, что впервые люди поселились
здесь двадцать три века назад. Будто еще Александр Македонский построил тут
храм Ахилла, возле которого и возникло поселение Ахиллия - Акилия - Килия.
Будто было это место стратегическим пунктом Древней Руси на Дунае, и
киевские князья останавливались тут с дружинами на пути в Византию. И
левобережная Килия тоже немолода, упоминалась в списке "Всем градам русским,
дальним и ближним", составленном еще в XIV веке...
Город живет бессонной и беспокойной жизнью. На улицах не по времени
людно. Кто-то спешит, ходят патрули попарно - один военный, один
гражданский.
Гремя и пыля, как боевые колесницы, промчались несколько подвод.
Мальчишки топчутся возле угла кирпичного дома, развороченного бомбой, с
удивлением разглядывают в пролом железную кровать с никелированными шарами и
пестрый домашний коврик на стене.
Неровным строем шагает взвод пестро одетых гражданских, и какая-то
бабуся ехидно отзывается из-под калитки:
- Истребители пошли...
Увидев рядом военных моряков, охотно поясняет:
- Истребительный батальон собирают. Из наших-то мужиков...
- Не волнуйся, бабуся, в обиду не дадим, - говорит Протасов, решив, что
ему, как военному, положено внушать населению уверенность.
- Да уж как же. Видела я сегодня ваше войско. Чуть что не бегом
уходили. Всю ночь гремели под окнами.
- Это, бабушка, маневр, стратегия такая, - говорит мичман, думая,
однако, совсем о другом, о том, что, должно быть, не везде крепка граница,
если полк, стоявший в Килии, действительно переброшен на другой участок...
Капитан-лейтенант Седельцев, осунувшийся после двух бессонных ночей,
встречает Протасова невесело.
- Где катер? Почему погубили людей? - сердито говорит он своим обычным
назидательным тоном.
- Война, - оправдывается Протасов.
- Война не война, а все должно быть цело!
- Нельзя ли без крика? - тихо просит Протасов, чувствуя, как снова
наливается голова тяжелой болью.
- Что?! - Седельцев багровеет, опираясь на кулаки, медленно поднимается
из-за стола. - Угробил людей, технику и еще оправдывается. Да мы тебя судить