"Владимир Рыбин. Гипотеза о сотворении (Рассказ, фантастика)" - читать интересную книгу автора

настоящем...
Гостев был помешан на прошлом, только на прошлом, и, когда ему
предоставили возможность воспользоваться хроноканалом, он выбрал, по его
мнению, самое значительное, - решил своими ушами услышать, своими глазами
увидеть, через какие суждения и заблуждения пробивалась одна из
основополагающих гипотез - гипотеза о начале начал мироздания. Гостева
привлекали непроторенные, малоизученные пути. В отличие от некоторых своих
коллег он считал, что науку делают не гениальные одиночки, что прежде чем
Ньютоны и Эйнштейны объявляют о своих открытиях, зачатки этих открытий
долго вызревают в умах многих людей, порождая причудливые идеи. Он считал,
что эти в свое время не получившие признания идеи заслуживают особого
внимания. То, что не понято было современниками, в иных условиях, в
миропонимании людей будущего, может послужить отправной точкой для
очередных грандиозных идей, гипотез, открытий. Гостев относился к тем, кто
верил в древнюю истину: что есть или будет, - все уже было. Природа ничего
не прячет от человека, у нее все на виду. Просто человек не всегда готов
увидеть то, что лежит на поверхности. Так человек каменного века мог
страдать от холода, сидя на горе каменного угля.
Потому-то и выбрал Гостев последнюю четверть XX века, город Ереван, в
котором жил и работал один из <возмутителей спокойствия>, в то время мало
кому известный ученый Сорен Алазян. Компьютер, знающий все, выдавал о нем
прямо-таки анекдотичные сведения. Алазян никак не хотел удовлетворяться
распространенной тогда тенденцией - понемногу <грызть гранит науки>. Он
все дробил разом, сплеча, быстро добираясь до сути поставленного вопроса
или, что тоже немаловажно, доводя его до абсурда. Он был философом в
естественных науках. И как часто бывало с такими людьми, одни считали его
гением, другие шарлатаном. Однажды седовласые академики, не зная, чем еще
занять непоседливого коллегу, засадили его за такую работу, которая, по
общему мнению, гарантировала им десять-пятнадцать лет спокойной от Алазяна
жизни. Полгода в научном мире тогдашней Армении было тихо. На седьмой
месяц Алазян принес онемевшим академикам отчет о выполненной работе...
Гостев огляделся и понял, что он в гостинице, из окон которой виден
чуть ли не весь Ереван. Встал с легкостью, прошелся по гостиничному
номеру, от большого ящика в углу - телевизора - до скрипучей деревянной
кровати, застланной желтым покрывалом, размышляя, как связаться с
Алазяном, чтобы не насторожить его: по опыту использования хроноканала
другими историками знал он, как болезненно реагируют фантомы -
компьютерные копии людей - на малейшие ошибки исследователей. Тут
сказывалась недостаточная изученность самого хроноканала: фантомы каким-то
образом приобретали частицу непомерной чувствительности своих создателей -
компьютеров. В конце концов Гостев пришел к выводу, что ему ничего не
остается, как играть роль, и он решил позвонить Алазяну по телефону и,
назвавшись приезжим журналистом, попросить разрешения навестить ученого.
Как и должно было быть, Алазян ответил сразу, словно специально
дожидался этого звонка.
- Я все понял, - сказал Алазян, не дослушав до конца длинную тираду
Гостева. - Где вы находитесь?
- Я... - растерялся Гостев, чуть не сказав <я не знаю>. - Пожалуй, в
гостинице.
- В какой?