"Святослав Юрьевич Рыбас. На колесах" - читать интересную книгу автора

Если у людей нет совести, то должен быть хотя бы страх.
- Страх никого не остановит, - сказал Журков. - Дело не в страхе. На
"фольксвагене", например, не воруют запчасти - их в магазинах полно. Все
твои страхи да совесть - бабушкины сказки. Должна работать сама система:
коль продали человеку автомобиль, то обеспечивайте и ремонт. К телеге теперь
не вернутся.
- Голубович, подойди, - сказал Никифоров. Слесарь подошел и остановился
рядом с Поддубских, держа руки с тряпкой у живота. - Ты брал у заказчика
деньги? - Тот кивнул. - Садись, пиши объяснительную.
Голубович сел, положил тряпку себе на колени. Его лицо оставалось в
прежнем хмуром однообразном выражении, словно он не вполне понимал, что
происходит. И Никифоров вспомнил: Голубович - тот самый слесарь, который
когда-то из-за гордости отказался ремонтировать машину, где все детали, даже
копеечная подкапотная лампочка, были предусмотрительно помечены мазками
зеленой краски - от воров.
Слесарь наклонился над листком бумаги и задумался.
- Пиши! - приказал Никифоров. - "Директору спецавтоцентра Никифорову.
От слесаря Голубовича. Объяснительная записка..."
Голубович написал четкими большими буквами.
- "При ремонте автомобиля ЮМО ноль два - сорок пять я взял у заказчика
десять рублей". Напиши, почему взял.
Голубович прикоснулся ручкой к бумаге и снова задумался.
- Сукин ты сын, Володя! - сказал Журков.
- А если он барыга, почему я не могу взять у него деньги? - спросил
Голубович. - Наверняка они ворованные.
- Барыгу накажет суд, а не слесарь Голубович. Откуда ты узнал, что он
барыга? Следствие провел? Может, он ученый или на Севере заработал. Что за
стихийное перераспределение доходов? - Журков насмешливо поглядел на
Поддубских. - У вас складывается философия, как раздевать клиента?
- Тогда надо ввести карточную систему, - буркнул мастер.
- Вводи! - усмехнулся Журков. - Ты карточную, а я карательную.
Заинтересованность в труде упадет, ее надо будет поддерживать штрафами, а
может, специальной трудовой повинностью... Дурачок ты, Голубович, вот что я
тебе скажу. Не понимаешь ты нашей свободной жизни.
- Не оскорбляйте меня! - тихо ответил Голубович. - Не буду ничего
писать. - Он как будто очнулся, но это были не стыд и не гордость:
по-видимому, простое предложение, которое ему предстояло написать и которое
уже стало мыслью в его голове, что-то разрубило в нем, отделив прошлое от
нынешнего дня.
- Не пиши, не пиши. - Журков встал, медленно пошел вокруг стола, на
ходу расстегивая и вытаскивая потертый ремень. Все недоуменно смотрели на
него.
- А ну-ка встань! - сказал он.
Голубович улыбнулся, поглядел на Никифорова, но встал, подняв руки к
груди. Рядом с главным инженером он казался совсем маленьким. Журков
медленно размахнулся и стеганул Голубовича по бедру. И тут же схватился
левой рукой за поясницу.
- Журков! - вскочил Никифоров.
- Довел-таки, - сказал Журков. - Жалко, радикулит!
- Да вы что! - опешил Голубович. - Зачем драться-то? По какому праву?