"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

очереди, водки и исчезновения этих взрослых детей, большинство которых были
его ровесники. В это не верилось. Почти у всех была молочная кожа, пухлые
губы, ямочки на щеках, на подбородке, чуть повыше локтя Ему не о чем было с
ними говорить. Они были чужее чужих. Хотелось их назвать предателями. Без
причин. Просто хотелось.
Люди ушли. Нашелся стакан вина, не водка. Мальцев втягивал его в себя
по капле, глядел, как Таня аккуратно, споро и без мягкости занималась
хозяйством.
- Понравились тебе мои друзья? Ты просто еще не привык. Ты не знаком
еще с диссидентами? Конечно же, ты их не знаешь. Мне Толщева говорила.
Мальцев слушал ее вопросы и ответы и не хотел, чтобы в нем пробуждался
холод к этой молодой женщине.
Он обнимал ее без уверенности получить нежность...
Лицо Тани было откинуто - из-под опущенных век глупо поблескивали
белки. Мальцев чуть не сказал: "Щас начнет царапать". Отвалившись, Мальцев
повторил слова, произнесенные одной женщиной в сибирском колхозе:
- Вкусен ночной хлеб.
Он видел в уже привычной темноте, как от этих слов у Тани вздрогнул
живот... Мальцев поцеловал его.
В обоих просыпалось невыговариваемое, разбуженное на этот раз словом.
Бывает, человек увидит ложку, из которой его кормила мать в детстве, или
приснится ему колодец, что был у родного дома, и ходит, проснувшись, человек
час, день с чем-то простым и вместе с тем небывалым внутри себя.
Таня охватила голову Мальцева:
- Дорогой, любимый, родной. Ты мой, мой.
Искренность сдирала со звуков их истасканность. То, на что перестал
надеяться Мальцев, случилось - их тела стали текучими. Когда он раздвигал ее
ноги дрожащим от нежности коленом, Тане хотелось забеременеть.
Утром Таня спросила:
- На что будешь жить?
Он взял ее руку. Твердым был только голос.
- Буду устраиваться на работу. Могу переводить, могу слесарем, варить
умею. Таня удивилась:
- Что варить?
- Сталь, дуреха, - Мальцев рассмеялся. - У меня деньги есть, не боись.
- Сколько?
- Чего сколько?
- Денег сколько?
Голос Тани был деловитым. В глазах жил интерес. В интересе не было
жадности.
Ему показалось, что нежность к этой женщине, похожей на свежий пенек,
дрожала в нем давно, когда он жил, не думая о жизни, ощущал с удовольствием
теплоту добра вокруг и не искал наименьшего зла.
- Восемьсот.
- Тебе не надолго хватит. Надо быстрее искать работу. А то снова
попадешь под мост.
- А почему бы и нет?
Она махнула рукой:
- Ну, как хочешь.
Мальцеву стало зябко. Он увидел, что Таня смотрела на него, как на