"Вячеслав Рыбаков. Звезда Полынь" - читать интересную книгу автора

Странно - как старик. Он, мол, Сталина видел... Нет, конечно, не видел, бог
миловал. Но почему-то заклинило еще в ту пору, когда он ездил сюда чуть ли
не каждый день по вечерам в течение нескольких месяцев - старательно умнел,
работая в Исторической библиотеке. Три ха-ха. Думал науку двигать... А когда
грянула демократия, Кармаданова после краткого восторга так перекосило от
боли и жалости к тем, кто вкалывал-вкалывал, да и проснулся вдруг за бортом
жизни, на свалке, никому не нужным приживалом в родной стране, и скороспелые
хозяйчики в нос лишенцам кулачки суют, злорадно приговаривая: "Это ты просто
жить не умеешь, совок!", и с наработанным на трибунах комсомольских райкомов
пафосом трясут коротенькими пальчиками перед телекамерами: "Я своими руками
заработал пятьдесят миллионов!" - так перекосило... А, что говорить, все
тыщу раз говорено, языки в мозолях. Но в опера идти было и не по
темпераменту, и не по физическим данным. Решил брать ворье единственным, что
имел, - умом...
И вот чем все кончилось.
Воздух был похож на вздувшийся пузырь расплавленного стекла. По
Маросейке перли валы машин. Теснота сбила их в единую груду так плотно, что
казалось, это, урча и вонюче газуя, ползет какой-то нескончаемый ящер с
панцирной ячеистой спиной - то приостанавливаясь переварить очередную живьем
заглоченную писклявую мелочь, то снова пускаясь в многотонное перемещение. И
сказал Господь змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами
и зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и есть прах во все дни
жизни твоей... Редко-редко мелькал со всех сторон затурканный отечественный
уродец - все джипы, все "Лендроверы", все "мерсы" а то и "Феррари", а то и
"Ламборгини". Москва - столица нашей Родины. Мила мыла "Вольво"...
Богатеет Отчизна. Вот только не платят почему-то никому, кто что-то
производит. Платят только тем, кто перераспределяет кем-то уже
произведенное. Или продает, что природа стране подарила. Чисто конкретно
зона - кто при кухне, тот и сыт, а кто на лесоповале, тому известно что.
Он взял еще пива. Давненько он так не заводился. А пиво было теплым и
омерзительным, как жизнь. Теплая такая. Не холодная, не горячая... Никакая.
Горькая.
Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, и пала на
источники вод. Имя сей звезде Полынь; и третья часть вод сделалась полынью,
и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки...
"А ведь я не был тут с тех самых пор", - сообразил Кармаданов и
отхлебнул пива. Он свернул в Петроверигский переулок - двадцать лет назад
тот был тоже Петроверигским, в этом наблюдалось постоянство.
Петроверигский медленным извивом втек в Старосадский. Это название тоже
было вечным. И вот напротив - библиотека. Государственная публичная
историческая... Сколько лишних слов.
Как там пахло книгами...
Как она облупилась, бедняга. Какая обшарпанная. Какие мутные окна. И
заклеенные бумагой расколы стекол. Будто тут свалка, и сто лет никто не
бывал... Будто война, и фугаска взорвалась неподалеку, а никому и дела нет,
все вымерли...
Он так и не перешел Старосадского. Приблизиться к двери не осталось
сил - он слишком хорошо помнил, как, пропуская именно в эту самую дверь
юную, тоненькую, как камышинка, красавицу гимназической стати, познакомился
с нею - с будущей своей женой. Которая пожелала ему нынче утром успеха,