"Вячеслав Рыбаков. Не успеть (Повесть)" - читать интересную книгу автора

там Замятину с его номерами вместо имен! Куда там концлагерям, где
татуировали пять-шесть аккуратных цифирок! Имен никто не отменял, но никто
ими не интересовался; а номера мы пишем себе сами: за хлебом ты шестьсот
восемьдесят второй, а за мармеладом пять тысяч трехсотый, и не дай тебе бог
перепутать! Все. Полы влажно отблескивали, и по квартире плавал теплый,
душноватый запах сырого паркета. Замер, прислушался. "Ждите ответ, вы на
очереди". Мытье полов заняло только час. Как много времени отнимает быт,
стоит только захотеть чем-то настоящим заняться - и как быстро все можно
сделать, если надо убить время! Я вымыл унитаз. Потом надраил газовую плиту
на кухне. Вот тебе, вот. Вернулся в комнату, упал в кресло совершенно без
сил и со стоном отдернулся, подавшись вперед,- в спину будто всадили два до
красного каления доведенных стержня. Откидываться по-удобному я тоже теперь
не мог.
В трубке щелкнуло, и возник новый голос. Издалека было не разобрать
слов, но чувствовалось, что они - иные. Выпадая из шлепанцев, я рванулся к
телефону, сердце обмирало от недоверчивой надежды: неужели дозвонился? И
сразу: интересно, на какое время дадут машину? И сразу: надо отзвонить
Архипову, что помощь уже не нужна. И сразу: на моторе до Рощина час, еще
засветло буду! То-то они обрадуются! Книжку, книжку Кире захватить! И
талон... Господи, да как же я ей скажу?! Я подхватил трубку и успел услышать
конец фразы: "... будет снят. Благодарю за внимание".
- Алло! - крикнул я.- Мне нужна машина как можно ско... Голос, не
слушая меня, возник снова, и просьба умерла.
- С вами говорит электронный учетчик производства совместного
предприятия "ИБМ - Проминь". Уважаемый товарищ! Вы непозволительно долго
ведете телефонный разговор, перегружая общественную сеть коммуникаций и
препятствуя нормальному общению граждан. Поэтому ваш телефон отключается на
недельный срок. Не позднее завтрашнего дня вы должны внести штраф в размере
семисот сорока шести рублей пятидесяти копеек по адресу: Синопская
набережная, четырнадцать, отдел внеочередных платежей, в противном случае
ваш аппарат будет снят. Благодарю за внимание.
Я постоял еще секунду, уже ничего не говоря и не прося, затем
помертвелой рукой положил помертвелую трубку. В ней было тихо. Ни дальней
музыки, ни треска. Все. Не ждите ответа.
Было без четверти восемь. Я осторожно огладил спину. Без пиджака на
улицу мне уже не стоило выходить, рубашка отчетливо натянулась на двух
выпирающих, словно из литой резины, горбах.
Киношники отсняли демонстрантов, и те начали расходиться, сворачивая
лозунги и дожевывая оставшиеся бутерброды с севрюгой. Зной шел волнами,
изредка перемежаясь порывами затхлой прохлады из проходных дворов. День
истекал - первый из шести-семи, что мне остались. Я вошел в будку телефона.
За эти три часа в ней появилась новая надпись: "Если встретишь наркомана -
раздави, как таракана!" Неприличных слов теперь уже почти не писали,
всколыхнулись новые, социальные интересы. Прямо над аппаратом было вырезано
глубоко и резко: "Люби свою Родину!" А на полочке слева было начирикано
шариковой ручкой: "Честным кобелям СПИД не страшен. А будешь сношаться с кем
попало-сдохнешь, как Сталин, без причастия!" Я разглядывал все это,
прижимая горячую трубку к щеке, а длинные гудки мерно улетали в квартиру
директора и никого не могли дозваться. Десятый, одиннадцатый, двенадцатый...
Я нажал пальцем на рычаг и набрал снова. "Если встретишь наркомана -