"Вячеслав Рыбаков. Носитель культуры. Рассказ" - читать интересную книгу автора

тоскуем по детству, подумал он, всю жизнь стремимся вернуться в детство...
Но сделать это можно лишь одним способом. Буду очень любить их, понял он.
Только бы дойти до чистой реки, туда, где не понадобится дрожать за него
ежесекундно и видеть в кошмарных снах, что его утащили крысы.
- Нравлюсь? - спросила она. Руки ее бессильно висели, ничего не
желая.
- Да!.. - выдохнул он.
- Я очень хочу нравиться. А то совсем не будет сил идти. Вы нас не
бросите, правда?
- Ты с ума сошла... - Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
- А мама боится, что бросите. Она говорит, мужчины не любят
бесполезного груза. Ты знай - я не бесполезная.
Он стиснул ее голову в ладонях. Она прятала лицо.
- Дай поцеловать тебя.
- Нет-нет, я грязная...
- Какая глупость! Дай, - он задыхался, - пожалуйста!.. Ты сразу все
поймешь!
Она выскользнула из его рук, медленно отступила, пятясь, к двери в
комнату, где ее ждала мать. Поправила волосы.
- Нет, потом... все - потом. Только не бросайте...
Какое теперь может быть "потом", подумал он, но не произнес вслух,
боясь уговаривать, потому что уговаривать - все равно что насиловать.
Сказал:
- Спасибо за "потом".
- Ты странный. Я могла бы умереть за тебя, правда. - И она скользнула
в проем, и дверь плотно закрылась за ней.
...Не спалось. Комнату заливал раскаленный белый свет, нечем было
дышать; в густом мертвом воздухе плясала пыль. Пот жег мозоли и ссадины,
ныли натруженные мышцы. Мужчины ворочались, расстегивали пуговицы, наконец
пилот сел и обхватил колени руками, пустым взглядом уставясь в пустое
окно. И тогда музыкант спросил:
- Хотите, я сыграю?
Молчание длилось с минуту. Прямоугольник слепящего окна отражался в
неподвижных глазах пилота.
- Сыграй, - сказал пилот.
За роялем музыканту стало страшно. Это казалось кощунством - играть
здесь. Здесь можно было только стрелять и есть, и брести через барханы -
до конца дней. Сейчас, подождите, взмолился он. Я не знал, что это так
трудно - сделать первое движение... На него смотрели. Он вдруг увидел, что
в дверях стоят и мать и дочь и тоже ждут. Он вспомнил ее завороженный
взгляд и почувствовал, что сможет все. Еще час назад она была для него
лишь насмерть уставшей, почти незнакомой молчаливой девочкой, - и вдруг
оказалось, она настолько нуждается в нем, что любит его. Он опустил пальцы
на клавиши. Ему показалось, будто он опустил пальцы на ее хрупкие плечи.
Рояль всколыхнулся; по комнате проплыл широкий, медлительный звук. Такой
нездешний... Он словно прорвался из прежней жизни, которая теперь казалась
приснившейся в неправдоподобно сладком сне. Он доказал, что она не
приснилась, что она была, что она может быть. Он мягко огладил задубевшие
лица; он вкрадчиво протек в уши и заколебался там, затрепетал,
зашевелился, как ребенок в материнском чреве, готовясь к жизни и пробуя