"Вячеслав Рыбаков. Трудно стать Богом" - читать интересную книгу автора "Ладно, - говорил Малянов потом. - Будем рассуждать логически. Что
хотел сказать автор? Полагаю, что пыльные лица на рабочих местах вкалывают до потерн пульса. До посинения. До седьмого пота, во! Кровь из носу капает на станки у них, а не кофей! Так и запишем... - И его пальцы начинали проворно плясать над рокочущей и лязгающей клавиатурой раздрыганной машинки. И он приговаривал: - От моих усилий тоже... несколько странно... сотрясается воздух в комнате... А интересно... сколько платят тому, кто нам... подготовил такой..." - "Ты не слишком далеко от оригинала отходишь?" - озабоченно спрашивала честная Ирка, заглядывая ему через плечо. "Ништо! - отвечал Малянов. - Думаешь, найдется идиот, который за те же деньги полезет сверяться с подлинником? Диктуй дальше!" Ирка оббивала сигарету и шустренько цапала следующую страницу, и лицо у нее вытягивалось. "Он думал, - упавшим голосом читала она, - что трава, колышущаяся по ветру за пригорком, одна трава - это трава целиком, а трава целиком - это одна трава. Если не так, думал он, то ему, имеющему только имя, нет причины умирать..." - "Е!.." - икал Малянов. "Ну я не понимаю! - рыдающе восклицала Ирка. - Я вообще не понимаю, что хотел сказать автор! - Она вчитывалась еще раз. - ...Одна трава - это трава целиком... а целиком - это одна трава... Слушай, может, это связано с восточными философиями? Дзэн, синто... что там у них еще... дао... Может, Глухову позвонить? Как ты думаешь?" - "Я думаю одно, - отвечал Малянов, от обилия травы тоже несколько стервенея. - В пятницу мы должны сдать чистовой текст. Полностью. Иначе следующего заказа может вообще не быть. И так нам уже дают понять, что к их услугам теперь масса настоящих профессионалов. А насчет "не понимаю"... Великих авторов, - издевательски выговаривал он, - представить не могла, зачем Малянову вдруг понадобилась "Крейцерова соната", но послушно протягивала руку и снимала с полки графа Толстого. Малянов брал у нее том. "Помнишь суть? - спрашивал он, листая. - Он едет жену убивать из ревности... Ага, вот! - зачитывал: - Страдания мои были так сильны, что, я помню, мне пришла мысль, очень понравившаяся мне, выйти на путь, лечь на рельсы под вагон и кончить". - "Что-о?! - чуть подождав продолжения, но поняв, что это конец фразы, обалдело переспрашивала Ирка, совершенно не ожидавшая от не читанного со школьных лет графа подобного подвоха. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, потом опять взрывались. - Чертов извращенец! - выдавливала, задыхаясь от смеха, Ирка. - Ну и кончал бы себе на рельсы - женщину-то зачем ножиком? Ой, слушай, а может, и Анна Каренина под паровозом... того?.." И они опять очень долго смеялись. Если не хохотать до упаду по крайней мере раз в десять минут, от унижения и тоски можно было спяти..." "...пор, как истина открылась ему, жизнь превратилась в ад. Нет, не происходило никаких страшных чудес. Не происходило ничего, что можно было бы счесть характерно невероятным и конкретно остеречься, как когда-то. И он остерегался по максимуму: ни с кем не говорил, ничего не записывал, не пытался осмыслить и, тем более, привести в систему; он вообще старался на эту тему не думать. В сущности, он старался не думать вообще. Жизнь к этому располагала, год от года все больше, что правда, то |
|
|