"Вячеслав Рыбаков. Дерни за веревочку" - читать интересную книгу автора

Дима покрутил пустой бокал. Выбили из ритма, едва замерцавшая волна
сгинула.
- Смекалист, значит, был, - подсказала сердобольная Лидка, устроив
подбородок на кулачке. Шут царственно откинулся на спинку дивана.
- Эт точно, - согласился Дима. - По всему северу слава шла... В
Архангельске дело-то было, - догадался он. - Индо немцы всякие диву
давались, нарочно забегали в кузню из своих фахторий - смотрели, ахали, к
себе звали. Не шел.
- Крутой патриот был, - предположила Ева.
- Землю свою любил, - пожал плечами Дима.
- Жену, - предположила она.
- Не было жены. Никого не было. Имела, правда, на него глаз Авдотья,
дочка посадского одного. Девка в самом соку, что говорить. Белая, пышная,
коса до пят... Вроде и сладили уж все, да тянул кузнец, как-то ему было не
так... Подозрение, конечно, Дуню взяло - не иначе, отваживает кто.
Стала... Нет, братьев подговорила проследить. Вызнали, конечно. Каждый...
кажинный вечер ходит кузнец на хранцузскую фахторию и часа три, а то и
поболе, там проводит. И на фахтории-то его уж знают, привечают: ах, мол,
мусью Базиль, как же вам не очень утомительно ходить кажинный вечер по
пять верст туды-сюди, вы б и вовсе к нам, такому мастеру чрезвычайно рады
будем... Вызнали - ходит он к купцу Жозефке Фременкуру, у коего дочка на
выданьи. Страшна, что война - губы да глазищи, а уж сухоляда-то, прости
Господи, чистая чахотка! И вот эдакая фалиса предилекцию Василию
вытворяет. Подглядели в окошко: сидят, значится, двоечко - да кака ж девка
вдвоем с чужим мужиком усядется, это ж жупел выходит! Содом и Гоморра! И
вроде бы, прости Господи, книжку читают. Книжка-то не по-нашему
накорябана, так Жанетка эта вроде как на язык толмачит, а уж чего такая
протолмачит, как не порчу на мужика! На обложке корабль ихний изображен
весьма затейливо, с парусами раздутыми, значится, едет по волнистой воде,
и дым от дырок в боках. Васька, дурень, головушку свою буйную кулачищем
подпер, на Жанетку глазеет, ровно на камень яхонт какой, и глазыньки-то у
него горят, и сам-то дрожит, и щеки-то пятнами - слушает, брательнички
видят - погиб человек, приворожила мосластая ведьма. Принялся Васька
руками вдруг махать, говорит громко: "Эх, кабы у нас!" Поняли - на шабаш
подговаривают, на оргию. После она прощаться стала, из-за стола поднялась,
а он не уходит, вроде неймется ему, говорит: еще, еще! А она с отъявленным
своим картавлением лопочет: ах, мол, нет, мол, мусью Базиль, у вас может
быть неприятность с родителями невесты, никто не поверит, что вы ходите
из-за книг. А Васька уж и вовсе не в себе: пущай не верят, кричит, да и не
из-за книг одних я хожу сюды, свет мой ясный Жанетка, - без тебя мне жизнь
не мила! Едва уйду, такая тоска берет, хошь вой, ровно пес бездомный! Тем
я живу, что вечером сызнова к тебе, а ты ждешь меня, красавица ласковая,
ясная головушка... за тобой весь мир мне открывается, а за мной - един
только хлев мой грязный да тупые наши людишки. Скажи, говорит, люб ли я
тебе хошь на столечко... А она, ведьма, алеючи к нему повертывается: да я,
говорит, кажинную ночку во сне тебя вижу, сокол ты мой, раз не приди - тут
я помру. Захрипел тут Васька, накинулся, зацеловал, а она жмется к нему,
паскудница, и чего-то по-своему бормочет. Во-от... Посля она спрашивает:
как жить-то будем? Ох, не знаю. Васька говорит, и в ноги к ней, в подол
грязный уткнулся, нюхает, дурень, дурман прелестный, коленки будыластые