"Арсений Иванович Рутько. Пашкины колокола (Повесть) " - читать интересную книгу автора

уклейки нанизаны. Целое жарево - вот здорово!
Мать вечером еле доплетется с Голутвинки домой, а на припечке,
глядишь, к ужину на сковородке жареная рыбешка коричневыми спинками
поблескивает. И не беда, что поджарена она на ложке подсолнечного
масла, - все равно вкусно.
Пашка сделает вид, будто и не обращает на мать внимания, сядет под
окошком, уткнет нос в книжку, шепчет давно заученные пушкинские строки:

Ты не коршуна убил, чародея подстрелил...

Сам исподтишка наблюдает, как мамка вытирает о половичок стоптанные
туфлишки, моет у глиняного умывальника руки. Но вот она подойдет к печке:
надо сготовить обед и ужин, через час мужики с работы явятся! И увидит
сковородку с рыбешкой - Пашка сам ни одной не съел! - и окликнет
тихонько, ласково:
- Пашенька!
- Чего, мам? - спросит он, будто не понимая.
Мать подойдет, потреплет ладошкой по вихрастой голове:
- Радость ты моя, Пашенька!
Большего ему и не надо, он и этим счастлив.
И отец, тяжелый, грузный, смывая копоть и сажу, одобрительно глянет
из-под насупленных бровей, побеленных ранней сединой.
- Молодец, Пашка!
Только раз, в прошлом году, осенью, крепко рассердился Андреич за
принесенное младшим сыном. Вернулись отец с Андреем с завода, а на
столе - громадная миска, полная яблок. Красота такая - глаза отвести
трудно.
Отец глянул недобро и, скинув прожженную у кузнечного горна робу,
дольше, чем всегда, возился у рукомойника. Ожидая, пока освободится
умывальник, Андрей стоял рядом.
Швырнув полотенце, отец подошел к столу и спросил так, что у Пашки
сразу заныло сердце:
- Откуда?!
- В монастырском саду, на Новодевичке... Там, батя, падалицы не
сосчитать ско...
Но договорить не успел: отцовская ладонь так шлепнула Пашку по шее,
что мальчишка откачнулся к стене. Вторым ударом отец сшиб со стола
миску - красно-желтой радугой полетели яблоки к порогу.
- Еще раз принесешь краденое - выпорю так, неделю на животе спать
станешь! Понял?!
Растирая по щекам слезы, Пашка бормотал:
- Ну, батя... Ты же сам сколько говорил... Купцы да заводчики, попы
да монахи, они на нашей крови жируют...
- Они - пусть! - перебил отец. - Их такое кровососное дело - красть
и грабить! А ты не моги! У рабочего человека и душа, и совесть завсегда
чистые быть должны! Заруби на своем курносом! - ворчал отец, усаживаясь
за стол.
- Не зря ты, батя, строжишься? - усмехнулся Андрей, подходя к
столу. - Можно бы и согласиться с Павлухой: не украл, а свое же, у нас
отнятое, взял!