"Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий" - читать интересную книгу автора (Ибн Баттута)Глава 1. ЖИЗНЬ И ПУТЕШЕСТВИЯ ИБН БАТТУТЫПолное имя Ибн Баттуты[5] — Шамс ад-Дин Абу Абдаллах Мухаммад ибн Абдаллах ибн Мухаммад ибн Ибрахим ибн Мухаммад ибн Ибрахим ибн Йусуф ал-Лавати ат-Танджи. Он происходил из берберского племени лавата (илаватен) и родился в г. Танжере в 703/1304 г. Год рождения Ибн Баттуты можно определить из его слов: «Я покинул город Танджу, мою родину, во второй четверг месяца Аллаха раджаба «одинокого» 725 г. (14 июня 1325 г.)… и было мне тогда двадцать два года» Эта дата подкрепляется сообщением редактора «Путешествия» Ибн Баттуты Ибн Джу-заййа ал-Калби (ум. 1356), который, ссылаясь на свою беседу с Ибн Баттутой в Гранаде, пишет: «Абу Абдаллах сообщил мне в Гранаде, что он родился в Тандже в понедельник 17 раджаба 703/24 февраля 1304 г.» Семья Ибн Баттуты принадлежала к средним городским слоям. Отец его был мелким С этого времени начинаются странствия Ибн Баттуты. Маршруты и хронология его путешествия подробно разработаны И. Грбеком, а также другими авторами (Ф. Бадави, Г. В. Милославский, и мы не будем специально останавливаться на них. Но поскольку Ибн Баттута по праву считается одним из величайших путешественников домагелланова мира, мы опишем эти маршруты вкратце, чтобы дать представление о масштабе его путешествий. Итак, несмотря на болезнь, Ибн Баттута двинулся дальше. С трудом добравшись до г. Константины, он своим изможденным видом и нищенской одеждой возбудил жалость правителя города Абу-л-Хасана, который подарил ему два динара и одежду. Прожив некоторое время в Тунисе, довольно подробное описание архитектурных памятников которого он оставил нам впоследствии, Ибн Баттута вновь отправился в путь. Через Сусу он поехал в Сфакс, где присоединился к каравану паломников. В начале месяца джумада I 725/6 апреля 1326 г. караван достиг Александрии в Египте. Пробыв там несколько месяцев, Ибн Баттута подробно описал свои встречи с учеными и шейхами, события, связанные со столкновением мусульман и христиан, крепостные стены, ворота, башни и другие достопримечательности города. Из Александрии Ибн Баттута поехал в Дамиетту и затем по Нилу поднялся в Каир. Восхищенный пышностью и великолепием столицы Египта, диаметр которой, по его словам, «составлял месячный путь» и которая «бурлила, словно взволнованное море, потоками множества людей всякого рода: ученых и глупцов, бедных и богатых, мудрых и невежественных, скромных и пройдох, благородных и низких, дурных и добрых», Ибн Баттута на несколько месяцев задержался в Каире. Он подробно описал Каир, его мечети и медресе, пирамиды, реку Нил, изложил биографию правителя Египта мамлюка Насир ад-Дина и его приближенных, известных кадиев и военачальников. Хотя до нас дошло много исторической литературы о периоде правления в Египте династии мамлюков, рассказы нашего путешественника о Египте первой половины XIV в. заслуживают внимания своей объективностью и простотой, а также множеством характерных подробностей (например, он приводит данные о налогообложении в Египте, которое поразило его своими размерами). Уже здесь, на первом этапе путешествия, определилась направленность интересов Ибн Баттуты, получившая во время дальнейших странствий еще более яркое выражение: в первую очередь его интересовали люди, а уже потом местные достопримечательности. На эту особенность, отличавшую его от многих путешественников, неоднократно обращали внимание исследователи. Так, польский востоковед А. Зайончковский считает, что девизом путешествий Ибн Баттуты следовало бы взять арабское изречение: «Сначала сосед, а потом дом, сначала товарищ (по путешествию), а потом дорога». Ибн Баттута покинул Каир с караваном паломников, продолжая свое путешествие в Мекку и двигаясь вдоль Нила; он посетил ряд городов в Верхнем Египте, наконец достиг порта Айзаб на Красном море, где паломники собирались сесть на корабль, отправляющийся в Джидду, но это им не удалось, и караван вернулся в Каир. В марте 1326 г. путешественник отправляется в Сирию. По дороге в Дамаск Ибн Баттута побывал во многих городах Сирии и Ливана. Он посетил Алеппо, Хомс, Хаму, Маарру, Бейрут, Иерусалим, Антиохию, Латакию, Триполи и наконец добрался до Дамаска. Во время пребывания в Дамаске Ибн Баттута прослушал лекции ряда известных законоведов и получил право преподавать важнейший из сборников хадисов (хадис — предание о словах или поступках пророка Мухаммада) — «Ас-Сахих» ал-Бухари. В августе 1326 г. Ибн Баттута с караваном паломников вновь направился в Мекку, куда прибыл через год после того, как покинул родину. Совершив все необходимые обряды паломничества и получив почетный титул Пребывание Ибн Баттуты в Ираке было плодотворным — он оставил нам прекрасное описание Неджефа, Васита, Басры, нравов и обычаев, духовной и культурной жизни населения этих городов. Пребывание Ибн Баттуты в Ираке знаменательно и встречами со многими людьми, которые окончательно укрепили в нем решение посетить Индию. В Басре путешественник нанял лодку, на которой поплыл до Убуллы, а оттуда перебрался в г. Абадан. Далее Ибн Баттута собирался отправиться в существовавший в то время на Персидском заливе порт Хормуз, а оттуда — морем в Индию. Однако, как явствует из его рассказов, в которых мелькают жалобы на усталость, отсутствие средств и необеспеченность, он вынужден был на этот раз переменить свой маршрут. В это время он «принял за правило, если это возможно, не проходить по одной и той же дороге два раза». В Абадане Ибн Баттута сел на судно, направлявшееся в Маджул (Махшахр), и через четыре дня благополучно добрался до этого порта. Он провел там один день, нанял верблюда и после трехдневного пути по пустыне добрался до Рамиза (Рамхормуза). Затем Ибн Баттута направился в Шуштер (Шустер) через Лурскую степь. Из Шустера он перебрался в г. Изадж, который был в то время столицей лурских атабеков. Покинув Изадж, Ибн Баттута продолжил путь и доехал до небольшого города Макбарат ас-салатин, а через десять дней прибыл в Исфахан. В Исфахане он провел несколько дней и оставил нам интересное описание города, рассказав о постоянных столкновениях между шиитами и суннитами и о той значительной роли, которую играли в общественной жизни города ремесленники. Из Исфахана путешественник двинулся в Шираз. Благодаря покровительству известного богослова и ученого шейха Маджд ад-Дина Ибн Баттуте открылся доступ ко всем выдающимся ученым, политическим и религиозным деятелям Шираза. Здесь Ибн Баттута получил свидетельство о том, что он является судьей двух толков — малакитского и шафиитского, это сослужило ему добрую службу во время последующих странствий. Ознакомившись с Ширазом, Ибн Баттута оставил ценные сведения об общественной и культурной жизни этой части Ирана, биографии многих политических деятелей, рассказал о распространении шиизма и попытках объявить его официальной религией в этих местах и т. д. Несмотря на горячее желание посетить Индию, Ибн Баттуте и на этот раз не удалось сделать этого. Покинув Шираз, он через Казерун, Зайдан, Хувайзу вернулся в Ирак, в г. Куфу. Совершив из Куфы паломничество в шиитские святые города Хиллу, Кербелу, Казимаин, путешественник отправился в Багдад. Основательно ознакомившись с Багдадом, который «представлял собой по сравнению с его славным прошлым груду развалин», описав уцелевшие мечети и медресе, гробницы халифов, знаменитых ученых, Ибн Баттута, получивший доступ ко двору, рассказывает также о султане Абу Сайде. Через некоторое время Ибн Баттута вместе с лагерем султана покинул Багдад и направился в Тебриз. Здесь ему была вручена султанская грамота, в которой тот повелевал оказывать помощь путешественнику. С этим охранным письмом Ибн Баттута возвращается в Багдад, посетив по пути Мосул, Дияр-Бекир, Синджар, Самарру, Дара, Мардин и многие другие города и населенные пункты, описав, в частности, нефтяные промыслы. Получив у эмира Багдада Хадж Масруфа верблюда и «дорожные припасы, воду и пищу на четверых», путешественник с ежегодным караваном паломников вновь отправился в Мекку, где он провел весь 1329 год и сезон паломничества 1330 г. В Мекке он был свидетелем волнений, которые произошли осенью 1330 г. В начале ноября Ибн Баттута покинул «мать городов» и двинулся в Йемен. Он прибыл в порт Джидду на Красном море, где сел на корабль, направлявшийся в Айзаб. Однако на третий день плавания ветер изменился и отнес судно к бухте Рас Даваир. Ибн Баттута отправился дальше по суше с бедуинами. Прибыв через два дня в Савакин, путешественники вновь сели на корабль и поплыли по Красному морю, теперь уже в обратном направлении. Через шесть дней корабль достиг крупного портового йеменского города Хали. Пробыв в Хали несколько дней у правителя города, путешественник снова сел на корабль и благополучно добрался до г. Забид, расположенного в сорока фарсахах от Саны. По дороге в Сану он посетил тогдашнюю столицу Йемена Таизз, который был «одним из крупнейших и красивейших городов Йемена». Правитель Йемена, султан Hyp ад-Дин Али ал-Муджахид принял путешественника и подарил ему коня. Воспользовавшись случаем, Ибн Баттута побывал и в Сане, откуда переправился в Аден, а оттуда снова через Красное море в африканский портовый город Зайла. Пробыв там четыре дня, путешественники поплыли на юг по Индийскому океану, вдоль Африканского материка в г. Килву. Это путешествие Ибн Баттута описывает довольно кратко, но тем не менее сообщает ряд интересных сведений о виденных им землях: миновав сомалийский берег, корабль бросил якорь в Могадишо. «У жителей его множество верблюдов, которых они ежедневно режут сотнями. У них также много баранов, и они богатые торговцы. В Могадишо делают прекраснейшие ткани, которые вывозят в Египет и другие страны». Ибн Баттута называет Могадишо важнейшим городом всего побережья и сообщает интересную деталь о его правителе: «По происхождению он бербер и разговаривает на языке макдиш». Современными исследователями установлено, что действительно у жителей Могадишо в средневековье был распространен собственный язык, которым они пользовались параллельно с арабским. Интересна и другая деталь. Если арабский географ Йакут, живший в конце XII — начале XIII в. сообщает, что у жителей Могадишо «нет правителя, а делами их ведают старейшины», а об арабах, населяющих город, пишет: «У них нет султана, и каждая группа повинуется своему старейшине», то Ибн Баттута утверждает, что городом управляет султан. «Мы прибыли на большой остров Манбас, — рассказывает далее Ибн Баттута о Момбасе, — лежащий в двух днях плавания от страны санахилей… Остров не имеет своих территорий на материке. Растут там бананы и лимоны. Жители собирают также плоды растения, очень похожего на оливу… Они не занимаются земледелием… большая часть их пщдас состоит из бананов и рыбы… Зерно им привозят из страны Савахиль». Под страной Савахиль подразумевается часть побережья современной Кении. Известно, что в средневековье там существовали крупные города-государства, населенные смешанным арабо-негроидным (банту) населением, которое позже составило ядро народа суахили. «Там (в Момбасе) мы провели ночь. Затем вышли в море и поплыли к большому городу Кулуа, расположенному на побережье, где живут в основном зинджи с необычайно черной кожей… Кулуа один из прекраснейших и наиболее благоустроенных городов. Построен он целиком из дерева». Судя по сообщениям Ибн Баттуты, жители Килвы (Кулуа) исповедовали ислам и даже вели священную войну со своими соседями — «неверными». «В Кулуа мы сели на корабль, который направлялся к городу Зафар… Он находится на окраине Йемена Индийского океана. Оттуда вывозят лошадей в Индию. При попутном ветре это плавание длится целый месяц. Я сам плавал дважды в Зафар из индийского города Каликут, и это заняло 28 дней». Из Зафара Ибн Баттута направился дальше морем на север. Посетив по пути порт Хасик, вулканические острова Луман, Птичий остров (Джазират ат-Таир) и еле избегнув кораблекрушения, он прибыл в портовый город Сур (Тир). Из Сура по суше с большим трудом лишениями, пешком добрался до г. Калхат, а оттуда после шестидневного пути через пустыниОмана путешественник через Персидский залив достиг Хормуза, где был принят его правителем. «Книга путешествий» является одним из наиболее полных источников по истории Хормуза в XIV в. Во времена Ибн Баттуты Хормуз играл роль крупнейшего порта Персидского залива. Город был известен еще в эллинистическую эпоху, но значение транзитного морского порта приобрел после завоевания его арабами. На островах Персидского залива Ибн Баттута наблюдал за работой ловцов жемчуга, побывал в Бахрейне, а также в Кутайфе, ал-Хасе и Йемаме. В Йемаме он присоединился к каравану некоего эмира Тумайла и вместе с ним в третий раз отправился в паломничество в Мекку. Октябрь и начало ноября 1332 г. он провел в Мекке и по окончании сезона паломничества выехал в Джидду. чтобы оттуда через Йемен по Индийскому океану переправиться в Индию. «Однако, — говорит с грустью путешественник, — я не нашел себе спутника, а средств для путешествия у меня не было». Наконец путешественник решил на небольшом суденышке переправиться на африканский берег Красного моря, в порт Айзаб. Однако ветер и на этот раз занес его в Рас Даваир, откуда он с большим трудом добрался до Айзаба, а затем в третий раз по берегам Нила поднялся в Каир. Прибытием в Каир заканчивается первый этап путешествия Ибн Баттуты, связанный со странами Ближнего Востока, Восточной и Северной Африки. Характер путешествий этого этапа можно определить вполне однозначно как мусульманское паломничество, посещение мест, широко известных в это время в арабском мире и ставших, пожалуй, традиционными. Дальнейшие странствия — это совершенно новый этап, на котором Ибн Баттута предстает перед нами уже не как паломник, а как пытливый и наблюдательный путешественник, одержимый жаждой повидать все новые и новые страны. Круг его интересов становится шире, основное внимание путешественника теперь обращено прежде всего к людям. Если предшествующие путешествия ограничивались сравнительно небольшим географическим районом, то теперь он проходит огромные расстояния по суше и по морю. Часто за ним следует караван с женами, наложницами, рабами и рабынями, нагруженный тюками с товарами. В каждый новый горец он прибывает как богатый купец, ведет там торговые сделки, а иногда и задерживается на некоторое время, поступив на службу к местному правителю. Целью нового путешествия была Золотая Орда, достичь которой можно было, пройдя Сирию и Малую Азию и переправившись через Черное море. Пробыв на этот раз в Каире всего несколько дней, он через Билбайс направился в Сирию. Снова посетив Хеброн, Иерусалим, Рамлу, Триполи, Джабели, он добрался до Латакии, «В Латакии мы сели на большой корабль, — рассказывает дальше Ибн Баттута, — принадлежавший генуэзцам. Имя его владельца было Мартоломин (Бартоломис). Мы направились в страну тюрков, известную нам как Земля румийцев Ибн Баттута рассказывает о гостеприимстве членов цеха или ордена братства ахи, в подворьях которого он часто останавливался. Он оставил подробное описание структуры и организации ордена.[6] В Малой Азии Ибн Баттута побывал в городах Алейе, Анталье, Бурдуре, Сабарте, Кайсарии (Кайсери), Сивасе, Амасье, Эрзуруме, затем продолжил свой путь по западным границам турецких владений и в конце 1331 г. достиг Синопа — портового города на Черном море. Оттуда в начале 1332 г. путешественник прибыл на корабле в окрестности Керчи. «Место, куда мы прибыли, — рассказывает Ибн Баттута, — называется Дашт-Кипчак. Из Керчи путешественник отправился в порт Кафу (Феодосию), а оттуда в Солдайу (Судак) и г. Солхат (Старый Крым), затем по западному побережью Азовского моря он добрался до г. Азак (Азов) и оттуда перебрался в г. Маджар. Здесь, узнав о том, что султан Узбек-хан находится на летовке в местности Биштаг (Пятигорье), он направился туда, а затем вместе со ставкой султана в г. Хаджи-Тархан (Астрахань). В городе Астрахани, который служил осенней резиденцией султана Узбека, путешественник провел некоторое время и, узнав о том, что одна из жен султана — византийская принцесса Байалун отправляется на родину, в Константинополь, решил примкнуть к ее свите. 18 сентября 1332 г. Ибн Баттута в свите царицы Байалун прибыл в Константинополь, который произвел на него большое впечатление. Ибн Баттута провел в Константинополе 36 дней и 24 октября 1332 г. покинул его с большими почестями и щедрыми дарами императора. Не останавливаясь более, через Южную Россию он поехал в Астрахань и, не застав там Узбек-хана, отправился в столицу Золотой Орды — Сарай-Берке. Из Сарая Ибн Баттута предпринял кратковременную поездку в Булгар. «Я захотел совершить поездку туда, — пишет он, — дабы самому убедиться в услышанном, увидеть короткую ночь в одно время года и короткий день — в другое». Там он составил маршрут путешествия на Печору (в «страну мрака»), но из-за большой опасности отказался от него и возвратился в Сарай. Путешественник пробыл в столице Золотой Орды — Сарай-Берке всего несколько недель и в середине января 1333 г. направился оттуда в Хорезм, северную провинцию Средней Азии. По его словам, он провел в пути «сорок дней» и наконец прибыл в Ургенч, столицу Хорезма, поразивший его богатством природы и оживленной торговлей. Описание средневекового Хорезма встречается во многих арабских географических произведениях. Например, Ибн Хордадбех (IX в.) в своей книге «Китаб ал-Масалик ва-л-Мамалик» («Книга путей и государств») посвятил Хорезму скупые строки: «Налево (по левому берегу) — Мерв и Хорезм». В книге Ибн Хордадбеха имеются такие краткие данные о налоге (харадже), который в то время взимался с Хорезма вместе с округом Курдак: «С Хорезма и Курдака 498000 хорезмийских дирхемов». Автор «Китаб ал-Масалик ва-л-Мамалик» упоминает о титуле правителя Хорезма, о том, что через территорию Хорезма протекает р. Джайхун, перечисляет округа Хорасана, называя Хорезм, а также вскользь упоминает Хорезм, говоря о пограничных областях, т. е. Ибн Хордадбех говорит о том, что было важно для практических целей. Несколько более подробно описан Хорезм в сочинении автора Х в. Ибн ал-Факиха «Китаб ал-булдан» («Книга стран»). Сведения этого автора более разнообразны: то он приводит стихи, где говорится омехе, выделанном в Хорезме, то упоминаето священном огне «магов» — огнепоклонников, в древности обитавщих в Хорезме, то о зарослях деревьев и кустарников, тянущихся от Каспийского моря (город Берда) до Хорезма. Ибн ал-Факих приводит также рассказ о посещении одного из халифов неким «мудрым человеком», который характеризовал жителей разных стран. О хорезмийцах мудрец сказал, что «эти люди самые непокорные и более всех людей склонны погубить себя…». Ибн ал-Факих называет Хорезм в числе трех наиболее холодных стран. Ал-Мукаддасн (X в.), дающий весьма подробные сведения о Хорезме, сообщает, что это «область по обеим сторонам реки Джайхун», и продолжает: «Это великолепная обширная область с многочисленными городами, сплошь возделанная… там не кончаются жилые дома и сады, много давилен винограда, посевов и деревьев, плодов и различных благ для торговых людей. Жители сообразительны, отличаются ученостью, знают Автор широко известного географического словаря «Муджам ал-булдан» («Словарь стран») Йакут ал-Хамави (XII–XIII вв.) приводит легендарные сообщения о Хорезме, взятые им у Ибн ал-Калби, затем, ссылаясь на Птолемея, указывает местоположение Хорезма, говоря, что Хорезм находится «в шестом климате», называет созвездия, соответствующие ему. Однако далее уже со ссылкой на «Зидж» Абу Авна утверждает, что Хорезм находится в конце «пятого климата», и приводит при этом несколько иные координаты. Упомянув о том, что Хорезм, в сущности, название не города, а области, Пакут называет столицу области ал-Джурджаниййа и говорит о ее истории, этимологии слова «Рассказывают, что Хорезм назван подобным именем потому, что один из древних царей разгневался на четырехсот жителей его царства, и особенно на своих придворных, и приказал сослать их в место, далекое от всяких поселений, чтобы между ними и населенными местами пролегло сто фарсахов. Нашли только один уголок, обладающий этими качествами, — место возле города Кята, а это один из городов Хорезма. Их привезли в то место, оставили там и удалились. Через некоторое время царь вспомнил о них и приказал своим людям узнать, что с ними стало. Посланные явились в тот край и увидели, что изгнанники построили себе хижины, занимаются ловлей рыбы и питаются ею, а кругом много топлива. Люди царя спросили: „Как у вас идут дела?" Те ответили: "У нас есть мясо, — и показали на рыбу, — и это топливо, и мы жарим рыбу и этим питаемся". Люди царя вернулись к нему и рассказали об этом. И это место было названо Далее Йакут описывает Хорезм и его столицу, город и обычаи его жителей, их внешность. Уделяя особое внимание происхождению хорезмийцев, он приводит мнения многих ученых — Абдаллаха ал-Факира, ал-Мукаддаси, ал-Бируни. О столице Хорезма — Ургенче Йакут пишет: "Хорезм — это не название города, а название всей области. Что же касается главного города, то сейчас его называют Джурджаниййа, как я упомянул в своем месте. А здешние жители называют его Куркандж" (55, II, 480). Куркандж — отражение в арабской графике названия Гургенч. Рассказав об истории основания города, Йакут продолжает описание: «В этой области они построили дома и дворцы, их количество умножилось, они распространились в этих краях. Они построили селения и города, с ними стали считаться жители близлежащих городов Хорасана, которые приходили к ним и селились у них. Жители Хорезма умножились и прославились, и Хорезм стал прекрасной, процветающей областью, Я приезжал туда в 616 году (1219-20 г.) и нигде не видел области, более заселенной и процветающей. Она сплошь возделана, селения ее расположены одно за другим, там много отдельно стоящих домов и замков в степи. Редко когда ты увидишь в Так рисует Йакут положение Хорезма накануне монгольского завоевания, подчеркивая процветание области, где, по его словам, «трудно было найти невозделанную землю». Посвящая отдельную статью специально столице Хорезма — городу Ургенчу, Йакут пишет: «Это название столицы области. Хорезм — огромный город на берегу Джайхуна. Жители Хорезма называют его на своем языке Все сведения Йакута подкрепляются современными археологическими данными, указывающими на высокий уровень производства и культуры Хорезма, в то время, когда Йакут посетил его (двадцатые годы XIII в.) (см., например. О Хорезме рассказывает и Ибн Арабшах (1389–1450) в сочинении «Аджаиб ал-макдур фи наваиб Таймур» («Чудеса предопределения в превратностях жизни Тимура»): «Их (хорезмийцев) столица — город Джурджан… место собрания красноречивых, там снимают свои седла (т. е. останавливаются) ученые и находят пристанище остроумцы и поэты, туда приходят образованные и великие. Это горный родник мутазилитов… Его блага обильны, а добро не имеет пределов…». Ал-Умари (1301–1349), современник Ибн Баттуты, писал о Хорезме в книге «Китаб масалик ал-абсар ва мамалик ал-амсар». Он подробно перечисляет все виды зерновых культур и товаров, производимых в этой области, рассказывает об особенностях денежного обращения, о ценах в Мавераннахре, в Хорезме и в его столице Ургенче, подробно описывает характер жителей: «В этой области имеются из зерновых пшеница, ячмень, рис и другие злаки… различные фрукты… лучшие сорта бухарские и самаркандские, хотя хорезмский еще лучше и вкуснее…». Далее ал-Умари превозносит гостеприимство хорезмийцев, говорит об обилии странноприимных дворов, медресе, где принимали и кормили их; «Если к жителям этой страны явится путник, они спорят из-за него и соревнуются в гостеприимстве, тратя деньги, как другие люди соревнуются в накоплении денег». Сухостью и деловитостью отличается его рассказ о рынках Ургенча, являющий контраст живому, непринужденному рассказу Ибн Баттуты: «Цены в этой области (Хорезме) крайне дешевые, кроме Ургенча, столицы Хорезма, которую иногда называют Хорезмом. Там цены на зерно держатся или высокие, или средние, но дешевизна там неизвестна. Что до мяса, то оно очень дешево…». После трех недель пребывания в Хорезме Ибн Баттута направился на юг, в Бухару, куда прибыл через 18 дней. Средневековая Бухара была одним из известнейших городов мусульманского мира. Арабские географы много места уделяли ее описанию. Так, Ибн Хордадбех приводит легендарный рассказ о постройке Бухары (и Самарканда) Александром Македонским после его возвращения из Китая, где он возвел заградительную стену против мифических племен Йаджудж и Маджудж: «Дойдя до земли Согда, он построил там Самарканд и город, известный как ад-Дабусийа, а также ал-Искандарию Дальнюю, потом он отправился в землю Бухары и построил город Бухару». Те же данные повторены и у Ибн ал-Факиха, который уделяет также немало внимания упоминанию знаменитых людей, которые были родом из Бухары (например, Бармакиды). Ал-Мукаддаси отводит довольно много места Бухаре — ее округе, ее Даже краткие выдержки из описания ал-Мукаддаси позволяют составить впечатление об оживленном и многолюдном городе, который автор сравнивает с такими крупными городскими центрами, как Фустат и Дамаск. Если обратиться к описанию Йакута, сделанному им непосредственно перед монгольским нашествием, то мы увидим, что он, говоря о Бухаре, как и в других местах своего труда, стремится дать наиболее полное впечатление об этом городе, используя различные источники. Йакут пишет: «Несомненно, что это город очень древний, где много садов и хороших фруктов. В мое время бухарские фрукты вывозились в Мерв, до которого 18 переходов, в Хорезм, до которого более 15 дней (пути)… Сказал автор книги „Китаб ас-сувар": Что касается красоты земель Мавераннахра, то я не видел и не слышал, чтобы среди стран ислама был город, имеющий лучший внешний вид, чем Бухара, потому что, если ты поднимешься на ее крепость, ты со всех сторон увидишь только зелень, сливающуюся с голубизной неба… и нет в Мавераннахре и Хорасане страны, жители которой лучше умели бы возделывать свои земли, чем жители Бухары… Говорит автор книги (т. е. книги „Китаб ас-сувар", которую цитирует Йакут): Что касается Бухары… то это город на ровной земле и его постройки имеют каркас из дерева. А все жилища — замки, сады, лавки, мощеные дороги и непрерывно тянущиеся поселения — окружает стена длиной 12 фарсахов, объединяющая эти замки, постройки, селения и центр города. И там ты не увидишь ни пустого места, ни развалин, А помимо этой стены… у прилегающих к ней дворцов, жилых домов, лавок и садов, которые принадлежат городу и где жители проживают зимой и летом, есть другая стена, окружающая их… И нет во всем Мавераннахре города более многолюдного, чем Бухара…». Столь же подробным и аргументированным, с обильными ссылками на письменные источники, выглядит описание Бухары, сделанное ал-Умари. Особенно поражен был ал-Умари тем, что, как он пишет, в одном только селении Пайканд имеется 1000 рабатов. Ибн Баттуте Бухара не понравилась. Он с возмущением пишет: «Этот город когда-то был столицей городов, которые находятся за рекой Джайхун, и проклятый татарский Тингиз (Чингиз)… разрушил его, так что сейчас его мечети, медресе и базары в развалинах, за исключением немногих. А жители унижены, их свидетельство не принимается в Хорезме и других странах из-за того, что они известны своим фанатизмом, лживыти притязаниями и отрицанием истины. В настоящее время среди людей там нет никого, кто был бы сведущ в науке, и никого, кто проявлял бы внимание к ней». Эти слова марокканского путешественника резко контрастируют с рассказом ал-Умари, восхваляющего жителей Бухары за их «знание Кому же верить? Если Марко Поло, автор, совершенно не зависящий от арабской географической традиции, пишет, что Бухара — «город большой, величавый… Во всей Персии Бухара самый лучший город», то самый надежный источник — бухарские документы XIV в. рисуют картину разрухи, царящей в Бухаре в это время, подтверждая слова Ибн Баттуты: «В числе угодий ее бухарской деревни (Форакан. — Ознакомившись с Бухарой, Ибн Баттута направился в г. Нахшаб, где находилась резиденция султана Тармаширина. Он посетил также Самарканд, который еще хранил остатки своего прежнего величия, уцелевшие от эпохи до разрушения города монголами. Описания домонгольского Самарканда сохранились во многих произведениях средневековой географической и исторической литературы. Так, в одном из наиболее ранних арабских описаний города, содержащемся в произведении Ибн ал-Факиха «Китаб ал-булдан», говорится: «Самарканд построил Искандар (Александр Македонский), окружность его стен двенадцать фарсахов. У него двенадцать ворот, и от ворот до ворот расстояние в один фарсах. На вершине стены бойницы и башни для войны. Все двенадцать ворот — деревянные, двустворчатые. В дальнем конце еще двое ворот, а между ними жилище стражи ворот. А когда ты пройдешь посевы, то остановишься в Далее Ибн ал-Факих помещает полулегендарные сведения, которые повторяют вслед за ним другие авторы, о том, что Самарканд был застроен (очевидно, уже после Александра) царем тубба (йеменским доисламским царем). Ссылаясь на знаменитого филолога ал-Асмаи (ум. 830), Ибн ал-Факих пишет далее: «На воротах Самарканда написано по-химъяритски: „Между этим городом и городом Сана тысяча фарсахов, и между ним, Багдадом и Ифрикией тысяча фарсахов…"». Раннее название города возводится к имени одного из «тубба», якобы разрушившему город, Шамиру (или Шамру) ибн Африксу. Ибн ал-Факнх много раз упоминает о Самарканде при определении Весьма подробно рассказывает о Самарканде также и ал-Истахри, называя четверо ворот: «Китайские ворота с восточной стороны, ворота Наубахар с западной стороны, Бухарские ворота с северной стороны, Кешские — с южной стороны». Он говорит далее о том, что «вода в Самарканд течет по свинцовой трубе, а вокруг города глубокий ров, земля из которого использована при постройке городской стены», что этот водопровод проходит посреди рынка в месте, называемом Рас ат-Так (т. е. «вершина арки»), которое является самым оживленным местом в городе. Повсюду, описывая Самарканд, ал-Истахри указывает на обилие в городе садов и зелени, на большое число рынков, центр которых находился в Рас ат-Так. Ал-Истахри пишет: «Центр рынков Самарканда—Рас ат-Так, к которому примыкают улицы, рынки, лавки, вдвое больше, чем все эти дворцы и сады. И нет ни улицы, ни дома, в которых не было бы сада. Если же ты поднимешься на верх крепости, то не видишь города (т. е. здании. — Не менее восторженные отзывы о Самарканде имеются у других географов. Ибн Хордадбех, например, приводит персидские стихи, воспевающие Самарканд. дает краткое описание города и приводит расстояние от него до других городов Мавераннахра, говорит о его истории и титуле его правителя, повторяет рассказ об основании Самарканда Александром Македонским. Упоминание о Самарканде, как и о других городах Средней Азии, содержится у Ибн Хаукала в его книге «Китаб ал-ард». Сходные сведения сообщает Ибн Руста, который относит, согласно установившейся у средневековых географов традиции, города Мавераннахра к «четвертому климату». Подробное и довольно интересное описание Самарканда имеется в «Китаб ал-булдан» ал-Йакуби. Йакуби пишет: «От Кеша до великого города Согда четыре перехода. Он самый населенный и благоустроенный из них. Там самые сильные богатыри и стойкие воины..». Далее Йакуби приводит некоторые данные по истории Самарканда: «Его завоевал Кутайба ибн Муслим ал-Бахили (начало VIII в.) в дни халифа ал-Валида ибн Абд ал-Малика (705–715), он заключил мир с его дехканами и царями, Город был окружен большой стеной, но она разрушилась, и ее построил (вновь) ар-Рашид (786–809), повелитель правоверных. Там есть большая река, которая идет из страны тюрков, как Евфрат, ее называют «Насиф» («Пасиф») (издателем не идентифицировано название реки, поэтому не уточнены диакритические знаки. — Краткие упоминания о Бухаре и Самарканде содержатся в «Худуд ал-алам», где о Самарканде говорится, что это «большой, процветающий и очень приятный город, где собираются купцы со всего мира. Он имеет город (т. е. центральную часть города, Ал-Умари в основном использует сведения, приводимые автором «Ашкал ал-ард», рисуя Самарканд процветающим городом: «Что касается Самарканда, то это высокий город, имеющий крепость. Посмотрев на город, (человек) видит зелень деревьев, блеск дворцов, сливающиеся реки и светлые строения. И куда бы ни упал там взор, он вкусит усладу, и какой бы сад ты ни увидел — придешь в восхищение». Автор «Ашкал ал-ард» говорит: «Там кипарисы стрижены так, что походят на различных зверей — слонов, верблюдов, коров и разных диких зверей, бросающихся друг на друга…». Или: «Сказал Муслим ибн Кутайба: „Когда я подъезжал к Самарканду, стали искать, с чем сравнивать его, и не нашли подходящего сравнения". А я сказал: „Он подобен небу цветом, а его дворцы подобны звездам, сверкающим на небесах, а ручейки его подобны Млечному Пути!" — И всем понравилось подобное сравнение». Далее ал-Умари рассказывает о четырех воротах Самарканда, о многочисленных рынках, банях, постоялых дворах и жилых домах. «В некоторых местах там, — продолжает ал-Умари, — (воздвигнут) холм посреди рынка, сделанный из камней, по которому протекает вода из места, которое называют ас-Саффарин («Медники»)». Далее ал-Умари повторяет рассказ о «свинцовом канале» и рве вокруг Самарканда, о йеменском царе и о химъяритской надписи на воротах города. Очень интересны слова ал-Умари о том, что Самарканд «остался усладой очей, несмотря на все постигшие его бедствия и нахлынувшие на него реки горести, несмотря на то, что поразило его ветви (бедствие), от которого седеют волосы, в дни Чингиз-хана и его потомков…». Сквозь пышную рифмованную прозу, часто встречающуюся у ал-Умари в соответствии с требованиями стиля его времени, можно увидеть искреннее сожаление о разрушениях, постигших Самарканд, который он предпочитает дамасской Гуте, говоря, что она лишь «клочок согдийского Самарканда». Выехав из Самарканда, Ибн Баттута направился в Термез, а потом переправился через р. Джайхун в Хорасан. Он описал город Балх, лежавший в то время в развалинах, необитаемый: «Кто видел Балх, невольно думал, что когда-то он был процветающим, с величавыми строениями, которые частично уцелели. Город этот был некогда огромным, занимал большую площадь. Следы его мечетей и медресе еще сохранились, так же как надписи на зданиях, украшенных лазуритом». Далее Ибн Баттута посетил Герат. Он называет его большим, населенным городом Хорасана. Несколько страниц Ибн Баттута посвятил султану Герата Муизз ад-Дину ал-Курту: «Это великий султан Хусайн, сын султана Гийас ад-Дина ал-Гури; он сверхъестественно храбр, чувствуя за собой поддержку свыше, он испытывает свое счастье. Дважды он удостаивался поддержки и помощи Аллаха, чему следует подивиться. Первый раз это было при его столкновении с султаном Халилем, восставшим против него. Последний в конце концов попал к нему в плен. Второй раз это было во время битвы против Масуда, султана рафидитов, которой (руководил) лично сам Хусайн и которая закончилась поражением Масуда, его бегством и потерей царства. Султан Хусайн вступил на престол по смерти своего брата Хафиза, наследовавшего своему отцу Гийас ад-Дину». В главе о Герате Ибн Баттута рассказывает также о происхождении власти сарбадаров, сумевших создать в Хорасане (в Сабзаваре и Нишапуре) независимое государство, существование которого длилось почти полвека. Ибн Баттута оставил нам довольно детальное описание, где с точки зрения человека более благожелательного, чем благочестивого, живо рисует реальную картину быта в государстве сарбадаров. Сведения Ибн Баттуты о движении сарбадаров представляют большой интерес для историков, так как нигде более не повторяются. Все лето 1333 г. Ибн Баттута провел в странствиях по Северо-Восточному Ирану и Афганистану, побывал в древних городах Нишапуре, Мешхеде, Джаме, Бистаме и Кабуле, перевалил через хребет Гиндукуш и через Газни и пустыню, где «веет смертельный ветер самум», с караваном купцов направился в Индию. 12 сентября 1333 г. путешественник пересек р. Инд и достиг наконец Индии — страны, попасть в которую давно мечтал. В Индии Ибн Баттута провел около восьми лет, находясь при дворе султана Мухаммада Туглака (1325–1351), который покровительствовал ученым, поэтам и писателям из других мусульманских стран. Здесь Ибн Баттута вскоре стал одним из приближенных султана и его матери Махдума Джехан. Султан дал Ибн Баттуте во владение несколько деревень и назначил судьей маликитского толка в своей столице. Он стал также попечителем доходов с обширных земель, пожертвованных султаном и его придворными гробнице шейха Кутб ад-Дина. Ибн Баттута ревностно исполнял свои обязанности, рассматривал тяжбы эмиров и правителей, часто встречался с султаном, сопровождал его в поездках по стране. Он построил себе в центре Дели дом и напротив него — мечеть, совершал путешествия в сопровождении многочисленных невольников и невольниц, музыкантов, певиц, танцоров и танцовщиц. В 1342 г. Ибн Баттута попал в опалу. Путешественник вызвал гнев султана тем, что навестил популярного среди населения шейха — отшельника Шихаб ал-Дина ибн Джама, жившего в вырытой им самим пещере. Этот шейх был заподозрен в измене и казнен Мухаммадом Туглаком. Ибн Баттута в этой связи был отстранен от должности судьи. Опасаясь за свою жизнь, раздаввсе свое имущество, рабов и невольниц, он стал отшельником. Через пять месяцев султан снова приблизил Ибн Баттуту и пригласил его опять занять должность судьи маликитов г. Дели, однако тот отказался. Тогда Мухаммад Туглак предложил ему отправиться в качестве личного посла султана в Китай и передать императору послание относительно условий постройки буддийского храма в Индии. С этой просьбой из Китая уже приезжало несколько посольств. Ибн Баттута согласился и собрался в дорогу. Посольству, однако, не повезло. По дороге на него напала группа вооруженных индусов, которые разграбили караван. Сам Ибн Баттута очутился в плену. С трудом спасшись, он добрался до г. Кул и известил султана о случившемся. Получив письмо и подарки от султана, Ибн Баттута вновь отправляется в путь. Продвигаясь в юго-западном направлении, Ибн Баттута через несколько месяцев добрался до небольшого портового города, где посольство погрузилось на корабль и вдоль побережья Аравийского моря поплыло на юг. Посетив по дороге Синдапур (Гоа), Ибн Баттута и его спутники доехали до крупнейшего порта Юго-Западной Индии — Каликут. Пополнив запасы и основательно подготовившись к путешествию, караван посольства разместился на нескольких кораблях, чтобы отплыть в Китай. Но путешественникам снова не повезло. Во время шторма погибла лодка, на которой находились подарки султана и все остальные члены посольства. Капитан судна бежал. В поисках своего корабля Ибн Баттута исколесил все юго-западные порты Индии. Путешествуя по портовым городам Западной Индии в поисках судна с имуществом и челядью, Ибн Баттута в начале 1343 г. узнал, что султан Джамал ад-Дин с пятьюдесятью кораблями отправился на завоевание о-ва Синдапур (Гоа), и решил сопровождать султана. Однако ему не пришлось долго задержаться на Синдапуре, так как местное население, оправившись от неожиданного вторжения Джамал ад-Дина, перешло в наступление и окружило остров. Покинув султана, Ибн Баттута вернулся на попутном судне в г. Каликут. Окончательно убедившись, что его люди и имущество пропали, разорившийся путешественник решил отправиться на Мальдивские острова. Большинство населения Мальдивских островов (Джазаир зибат ал-махл) исповедовало ислам. Ибн Баттуте там благодаря близости его к султану Мухаммаду Туглаку был оказан теплый прием. Вскоре он был назначен судьей. Ибн Баттута решил породниться с влиятельными сановниками и взял себе в жены мачеху правительницы островов Хадиджу, падчерицу вазира Абдаллаха, дочь другого вазира и вдову покойного султана Шихаб ад-Дина. С дипломатической миссией Ибн Баттута направился в Маабар, но по дороге решил посетить о-в Цейлон. Он прибыл туда в конце 1344 г. Осмотрев Цейлон, Ибн Баттута поехал в княжество Маабар, расположенное на южной оконечности Индостана. Гийас ад-Дин, правитель Маабара, принял путешественника с почестями и обещал оказать ему военную помощь для захвата Мальдивских островов. Однако вскоре во время эпидемии холеры султан умер, и Ибн Баттута вернулся на Мальдивы. За время отсутствия Ибн Баттуты умер Джамал ад-Дин, его близкий друг. Ибн Баттута покинул Мальдивские острова и отплыл в Бенгалию, куда и прибыл через сорок три дня. Посетив различные районы Бенгалии и познакомившись с ее достопримечательностями, он во второй половине 1345 г смог начать свое путешествие в Китай. По дороге Ибн Баттута посетил Суматру, Яву и через страну «Тавалиси» (до сих пор точно не идентифицирована) и дальше морем добрался до Китая. Пребывание Ибн Баттуты в Индокитае и Китае до сих пор является предметом споров между исследователями его путешествия. Дискуссия по этому поводу суммирована И. Ю. Крачковским, доказавшим подлинность сообщений марокканского путешественника о Восточной и Юго-Восточной Азии. Вывод И. Ю. Крачковского совершенно справедлив: анализ рассказа Ибн Баттуты показывает беспочвенность сомнений Г. Юла, Феррана и других исследователей и их утверждений о том, что «Ибн Баттута не был в Индокитае». Конечно, во время пребывания в Китае Ибн Баттута мог не совсем правильно понять или неверно интерпретировать многое из увиденного, нередко наивно истолковывал рассказы своих информаторов и переводчиков. Верному пониманию увиденного прежде всего мешал языковой барьер. Так, прибыв в порт Цю-Тун (Цюань-чжоу), который в мусульманских странах называли созвучным словом Зайтун, что означает по-арабски «олива», Ибн Баттута решил, что, вероятно, город назван так потому, что в нем много оливковых деревьев. Но, убедившись, что это не так, он счел нужным отметить это следующим образом: «Когда мы сошли с корабля, первый город, в который прибыли, был город Зайтун. В действительности там нет олив, ибо ни в Индии, ни в Сине (Китае) оливковые деревья не растут. Зайтун («олива») — это просто название, которое дали этому городу». Примерно таким же способом он объясняет название многих других городов и местностей. Так, о названии г. Ханса (Хан-цюфуй) он пишет: «Название города (Ханса) произносится так же, как имя известной арабской поэтессы, и не знаю, перешло ли это имя из арабского языка, или же оно существовало в китайском языке в таком виде». Сведения путешественника, полученные без помощи переводчиков или информаторов и являющиеся продуктом его непосредственных наблюдений за жизнью, бытом и обычаями страны, не вызывают сомнений и отличаются живостью, правдивостью изложения. Поражает проницательность путешественника и умение подмечать главное среди увиденного. Ибн Баттута часто сообщает о явлениях, которые отличали ту или иную страну от его родины — Марокко. Он описывает высокое мастерство китайских художников, употребление бумажных денег, производство каменного угля, законы, оберегающие интересы иностранных купцов, посвящает немало рассказов флоре и фауне Китая. Очень интересны свидетельства Ибн Баттуты о ремесленниках: «На этой площади в помещениях с куполами ремесленники шьют редкостные одежды и делают оружие. Эмир Куртай сообщил мне, что там тысяча шестьсот мастеров, у каждого из которых три или четыре подмастерья, и все они рабы самого хана (императора). У них на ногах цепи, и живут они за пределами дворцов. Им разрешается ходить на рынки города, но запрещено выходить за городские стены. Каждый день они группами в сто человек предстают перед эмиром, и если не хватает кого-либо из них, то старшина, ответственный за группу, должен ответить за это. У них обычай: если кто-нибудь из них прослужит десять лет, то с него снимают оковы и ему предоставляется возможность выбора; если он захочет, может остаться на службе без цепей, если нет, то может уйти, куда захочет, в одну из стран хана (императора), но не за пределы государства. Когда же они достигают 50-летнего возраста, то освобождаются от работы и содержатся за счет казны…». Далее путешественник рассказывает «о великом эмире Куртае»: «Куртай — главный эмир Сина… Мы гостили у него три дня, и затем он отправил своего сына с нами на канал… Его сопровождали музыканты и певцы, которые пели китайские, арабские и персидские песни. Сын эмира очень любил персидские песни. Певцы исполнили одну персидскую песню и по приказу сына эмира несколько раз повторили ее так, что я запомнил ее (слова). У песни удивительный ритм». Из приведенного отрывка ясно, что человек, не побывавший в Китае, при всем желании не смог бы придумать такие детали и поведать о них так подробно. Особенно следует отметить, что он обратил внимание на персидскую песню, которую повторяли несколько раз певцы. Ибн Баттута не знал автора слов песни, не знали его и европейские исследователи. Однако известный иранский ученый Мухаммад Казвини (ум. 1949) обнаружил, что приведенные строки являются частью газели Саади Ширази (ум. 1291) из его сборника «Таййибат» и правильный текст ее звучит следующим образом: С тех пор как я отдал сердце тебе, Я упал в море дум, Когда я стою, совершая намаз, Мне кажется, будто в михрабе — ты. Ибн Баттута прибыл в Пекин в весьма неблагоприятное время. Хотя мусульманские чиновники и шейхи, проживающие в Пекине, оказали Ибн Баттуте радушный прием, однако он не мог выполнить миссию, ради которой приехал в Китай, так как во время приезда путешественника в Пекин в стране происходили междоусобные войны и монгольский хан Тогок Тимур покинул столицу. Когда беспорядки в Пекине усилились, шейх Бурхан ад-Дин Сагарчи, знакомый путешественника по Индии, дослужившийся в Китае до сана Осенью 1346 г. путешественник покинул Пекин, по Великому Каналу спустился в порт Зайтун и направился далее обратно в Индию по тому же пути, по которому приплыл в Китай. Через сорок дней, в начале 1347 г., он прибыл в индийский порт Каулем на восточном берегу Аравийского моря, а в конце января перебрался в Каликут я намеревался оттуда отправиться в столицу ко двору Муха мм ада Туглака, но вскоре переменил намерение. Сев на корабль, Ибн Баттута через 28 дней, в апреле 1347 г., прибыл в Зафар. Из Зафара путешественник отправился в Хормуз. Нигде не останавливаясь. он снова пересек Персию, посетив города Маймай, Шираз, Йезд, Исфахан, Шустар и Хувайз. Из Хувайза он направился в Басру и Неджеф, оттуда в Багдад и, наконец, «ровно через двадцать лет снова оказался в Дамаске». Здесь Ибн Баттута пробыл примерно до апреля 1348 г., затем покинул город и через Хаму и Хомс доехал до Алеппо, где был в июне 1348 г. Узнав о том, что в г. Газе, куда он держал путь, свирепствует холера и «ежедневно умирают тысячи людей», Ибн Батута вернулся в Хомс. Но холера догнала его и там. Не останавливаясь, путешественник отправился в Дамаск, где эпидемия ежедневно уносила «две тысячи четыреста человек». Спасаясь от эпидемии, Ибн Баттута через Иерусалим перебрался в Египет и оттуда совершил свое четвертое паломничество в Мекку, куда прибыл в середине ноября 1349 г. Совершив хаджж, он с дамасским караваном вернулся в Палестину, а оттуда в начале 1349 г. вернулся в Каир. Решив возвратиться на родину, Ибн Баттута в апреле 1349 г. отплыл в Тунис. Но в море напали корсары, отняли их корабль, и путешественник на небольшом суденышке добрался до Сфакса, а оттуда по суше поехал в Тунис, где был принят султаном страны Абу-л-Хасаном ибн Аби Саидом ибн Абд ал-Хакком. Затем Ибн Баттута побывал на острове Сардиния, а в ноябре 1349 г. уже прибыл в Фее ко двору правившего там султана из династии Маринидов Абу Инана (1348–1358), где был принят с большим почетом. Скитания Ибн Баттуты, однако, на этом не кончились: навестив могилу своей матери в Танжере, он через Гибралтар проехал в Южную Испанию, остававшуюся еще под властью арабов, выполняя поручение султана, о содержании которого в «Путешествии» не сказано. Он посетил города Ронду, Малагу и Гранаду и вернулся также через Гибралтар. Но уже 18 февраля 1352 г. он отправился по поручению Абу Инана в гораздо более сложное и длительное путешествие по Африке. Через Сиджилмасу он проехал до Тимбукту в недавно исламизированное государство Мали. На обратном пути, осмотрев медные рудники Тагадда, 12 сентября 1353 г. с караваном работорговцев он двинулся в очень трудное путешествие через оазис Агадес и с большими лишениями холодной зимой перевалил хребет Атласа и вернулся в Фес.[9] Рассказы путешественника произвели на султана Абу Инана и его приближенных большое впечатление, и он велел придворному историку и писателю Ибн Джузаййу ал-Калби, хорошо владевшему «высоким слогом», записать рассказы и воспоминания Ибн Баттуты и обработать их в виде отдельной книги. Мы не знаем, когда Ибн Баттута и Ибн Джузайй приступили к работе. Точно известно лишь, что запись и обработка рассказов путешественника были закончены в феврале 1356 г… О последних годах жизни Ибн Баттуты мы располагаем весьма скудными сведениями. До сих пор точно неизвестна даже дата его смерти. Как явствует из слов Ибн Джузаййа в заключении книги, после возвращения из путешествия в Западную Африку Ибн Баттута был зачислен в штат придворных ученых. В Фесе он, по-видимому, собирался жить при дворе. Однако вскоре после окончания работы над книгой Ибн Баттута лишился своего покровителя (Абу Инан умер в 1358 г.) и, судя по сообщению автора «Дурар ал-Камина», провел свои последние годы в должности судьи в провинциальных городах Марокко. Как правило, в большинстве исследований европейских ученых датой смерти Ибн Баттуты считается 1377 г. Однако нам не удалось выяснить, из какого источника установлена эта дата. Насколько нам известно, единственным источником, в котором содержится упоминание о последних годах жизни путешественника, является тот же биографический словарь Ибн Хаджара ал-Аскалани. Ссылаясь на Ибн Марзука, Ибн Хаджар отмечает, что Ибн Баттута был жив еще до 770/1368-69 г. По некоторым сведениям, Ибн Баттута похоронен около Танжера, где показывают «могилу святого сиди Ахмеда ат-Таньи», которая, возможно, и является его могилой. Путешествия Ибн Баттуты были подвигом, но вместе с тем тяжелым, изнурительным трудом, требующим не только огромной физической и моральной выносливости, но и гибкости, умения приноровиться к обстоятельствам. Весь жизненный путь этого человека неразрывно связан со странствиями, изложить его биографию вне путешествий представляется почти невозможным. Какова же была цель этих странствии, ставших делом всей его жизни? Сам Баттута избегает рассуждений о собственной личности, своих побудительных мотивах, эти сведения приходится по крохам извлекать из ткани его повествований. На первый взгляд может показаться, что он ставит перед собой практические цели — совершить паломничество в священные города и благодаря этому завоевать авторитет у современников, или прослушать лекции по законоведению и получить право преподавать один из сборников хадисов, как это было в Дамаске в 1305 г., или удостоиться подарков от правителей или влиятельных люден той или иной страны, которыми его не раз награждали, и т. д. Не оставались без внимания и рассказы о сказочных богатствах Индии, привлекавших и Афанасия Никитина, и средневековых европейцев, и Ибн Баттуту, впервые услышавшего в Мекке о сказочной щедрости индийских государей. Однако не это было основным. Очевидно, Ибн Баттута, как и многочисленные путешественники Востока и Европы на заре эпохи Возрождения, принадлежал к когорте первооткрывателей-землепроходцев. Этих людей влекли в путь не столько сами по себе экономические и политические причины, сколько обусловленная ими жажда познания. Мир становился все шире, и немалая заслуга в этом принадлежала именно путешественникам. Расширялась знакомая арабам «обитаемая часть суши», а вместе с нею увеличивалась и тяга к новым городам и странам, желание познакомиться с неизвестными еще народами, как писал сам Ибн Баттута, желание «посмотреть мир, радуя сердце, увидеть разные диковинки, услышать о чудесах, получить обширные познания, познакомиться с интересными людьми, испытать судьбу». Именно этим желанием — увидеть, узнать как можно больше — объясняется и решение Ибн Баттуты, которому он старался в дальнейшем следовать: «не проходить по одной и той же дороге два раза». От этого решения путешественника не могли отвратить ни многочисленные трудности, ни отсутствие средств, ни всевозможные лишения, на которые он часто жалуется. Не сразу Ибн Баттуте удалось попасть в Индию, которая была его заветной мечтой. Он собирался отплыть туда еще в 1332 г., после паломничества, но с сожалением вспоминал потом: «Я не нашел себе спутника, а средств для путешествия у меня не было». Во время своих путешествий Ибн Баттута широко пользовался гостеприимством ордена ахи, останавливался в завиях (суфийских обителях), где проезжающим предоставляли бесплатный стол и кров. Нередко правители городов посылали ему подарки и еду, считая это «богоугодным делом» — ведь марокканский путешественник не скрывал своего знакомства с видными религиозными деятелями своего времени, имел ряд «свидетельств», в частности о том, что он является судьей двух толков — маликитского и шафиитского. (В дальнейшем это помогло ему занять место судьи маликитского толка в Дели при султане Мухаммаде Туглаке.) Однако трудно согласиться с суждением Р. Хеннига о том, что путешественник был «фанатическим приверженцем мусульманской религии» и «преднамеренно избегал христианских стран», — пожалуй, оно продиктовано традиционным отношением к исламу в Европе. Ибн Баттуте, не имевшему других средств к существованию, кроме приобретенных им «профессий» шариатского судьи и Трудно согласиться также с тем, что «в некоторых случаях объективности сведений Ибн Баттуты заметно мешает его религиозный фанатизм и несомненное пристрастие ко всему, что связано с исламом». Объективность в нашем понимании не соответствует средневековой «объективности». Что же касается «фанатизма», то, несомненно, путешественник был правоверным мусульманином, но у него не встречается никаких выпадов против христиан или представителей других верований (тем более что христианство относилось к покровительствуемым религиям) — он просто не замечает их. Что касается эпитета «проклятый», прилагаемого им к Чингиз-хану, то он вызван исключительно жестокостью этого правителя, разрушениями, причиненными им другим странам. К другим монгольским правителям, даже немусульманам, Ибн Баттута относится весьма доброжелательно. Столь же неисторичны, по нашему мнению, и слова Р. Хеннига о том, что «он (т. е. Ибн Баттута) проявляет большую склонность, чем Марко Поло, к передаче различных неправдоподобных слухов и рассказов о чудесных происшествиях, не имеющих никакого значения». Во-первых, и в книге Марко Поло достаточно «неправдоподобных слухов»,[10] возможно даже больше, чем у Ибн Баттуты. А во-вторых, то, что «не имеет никакого значения» для нас, имело первостепенную важность как для Марко Поло, так и для Ибн Баттуты. «Чудо» какого-нибудь «святого» представлялось им гораздо более важным, чем то, какие монеты, например, чеканились в тот период в той или иной области и т. п. История создания книги изложена в предисловии «редактора» «Путешествия» Ибн Джузаййа ал-Калби, записавшего его со слов Ибн Баттуты. Краткое содержание этого предисловия приведено и проанализировано И. Ю. Крачковским в его работе «Арабская географическая литература». В Заключении книги содержатся два примечания, которые по своему характеру могут быть объединены с тем, что Ибн Джузайй излагает в предисловии. В первом примечании он пишет: «Здесь кончается „Путешествие", названное, Тухфат ан-нуззар фи гараиб ал-амсар ва аджаиб ал-асфар" ("Подарок созерцающим о диковинках городов и чудесах путешествий"). Завершение записи произошло третьего дня месяца зу-л-хиджжа 756 года (9 декабря 1355 г.)». Второе примечание находится после цитированного текста в конце книги, где помещены хвалы Абу Инану и славословие по адресу путешественника: «Составление этой книги завершилось в месяце сафаре 757 года (в феврале 1356 г.)». Как явствует из текста предисловия и примечаний Ибн Джузаййа, «Книга путешествий» Ибн Баттуты в соответствии с требованиями того времени была названа пышно и замысловато, с использованием рифмы: «Тухфат ан-нуззар фи гараиб ал-амсар ва аджаиб ал-асфар». Ни в предисловии, ни в самом тексте и заключении книги относительно этого названия ничего не говорится. Ибн Баттута, не владевший «ученым» стилем своего времени, вряд ли мог дать своей книге подобное название. Скорее всего цитированное примечание с названием книги сделано Ибн Джузайем после окончания обработки. Однако оно не привилось к сочинению, которое вошло в литературу и живет до сих пор под названием «Путешествие Ибн Баттуты». Образование Ибн Баттуты, возможно, вообще носило не книжный характер. Все, что он знал, было почерпнуто главным образом из общения с учеными традиционалистами, с которыми он встречался в разных городах. Он интересовался в основном правоведением. Когда предоставлялась возможность, Ибн Баттута получал у крупных ученых-юристов соответствующие свидетельства и дипломы, позволявшие ему преподавать право или получить должность судьи. Но он был чужд как традиционных схоластических, так и точных наук. Во всяком случае, отсутствие в его рассказах каких бы то ни было цитат из собственных поэтических произведений или ссылок на произведения других литераторов и ученых ясно говорит о том, что он не был искушен в книжной литературе. Именно неискушенность в стилистике, литературном языке и заставила его обратиться к помощи редактора — Ибн Джузаййа. Это обстоятельство, естественно, наложило своеобразный отпечаток на характер книги Ибн Баттуты. Редактор труда Ибн Джузайй в противоположность Ибн Баттуте в совершенстве владел литературным стилем. Он был придворным литератором, Ибн Джузайй родился и вырос в Гранаде. Получив традиционное образование, поступил на службу в канцелярию правителя из династии Насридов Абу-л-Хад-жа-Йусуфа (1333–1354). Наряду со своей канцелярской службой Ибн Джузайй занимался и историко-литературной деятельностью: до нас дошли две его работы, посвященные «деяниям» и генеалогии пророка Мухаммада. Рассорившись со своим повелителем в Гранаде, Ибн Джузайй перебрался ко двору Абу Инана, где также исполнял обязанности секретаря и писца в канцелярии. Абу Инан, неоднократно слушавший рассказы Ибн Баттуты, по-видимому, понял, что путешественник, будучи мастером устного рассказа, не владеет искусством изысканного стиля, и поэтому возложил литературное оформление книги на опытного, с его точки зрения, Ибн Джузаййа. Ибн Джузайй умер в конце 1356 г., чуть позже окончания книги Ибн Баттуты. Запись была закончена в декабре 1355 г., а ее обработка, произведенная Ибн Джузаййем, — в феврале 1356 г. Разумеется, за два-три месяца редактор не мог при всем желании сильно переработать «Путешествие». Он, судя по всему, ограничился составлением предисловия и небольшой концовки, включил в текст несколько стихотворений, добавил в описание Сирии и Аравии небольшие отрывки из сочинения Ибн Джубайра (1145–1217) и собрал разрозненные, часто не связанные друг с другом рассказы в логически последовательное повествование, — словом, провел чисто редакторскую работу. Таким образом, «Путешествие» представляет собой литературную запись рассказов и воспоминаний Ибн Баттуты о его скитаниях по странам Азии и Африки. Путешественник, не питавший особой склонности к книжной учености и накопивший свои знания в многочисленных странствиях, в живом общении с современными ему учеными, настолько натренировал свою память и отточил мастерство профессионального рассказчика, так часто выступал со своими повествованиями перед слушателями, что до конца жизни помнил почти всех людей, которых встречал, помнил характерные черты и особенности чужеземных стран и городов, где ему удалось побывать. Его рассказы, насыщенные фактическим материалом, изобилующим многочисленными деталями, естественно, не могли не вызвать подозрение в недостоверности многих из них. Как уже говорилось, современник Ибн Баттуты Ибн Халдун, посетивший в 1350 г. г. Фес и встретившийся с путешественником, усомнился в правдивости его рассказов. Это недоверие к «удивительным историям», рассказанным при дворе Маринидов в Фесе, сыграло в конечном итоге положительную роль. Опасаясь новых обвинений со стороны «почтенных людей», Ибн Баттута при изложении своих воспоминаний решил быть в высшей степени точным и внимательным. Там, где он излагал результаты собственных наблюдений, он специально отмечал: «Это я видел воочию», в других случаях оговаривал: «Это я слышал от такого-то». Вот, к примеру, что он пишет там, где речь идет об индийском султане Мухаммаде Туглаке: «Все, что я упомянул о делах султанов Индии, было мне сообщено и услышано мной главным образом от шейха Камал ад-Дина ибн ал-Бур-хана ал-Газнави — верховного судьи, что же касается сообщений об этом царе, то все это я наблюдал во время пребывания в его стране». При изложении событий Ибн Баттута придерживался точнейшего метода документации в тех рассказах и сообщениях, за достоверность которых он ручался, а в остальных случаях слагал с себя ответственность, ограничиваясь ссылками на источники. Эта особенность сообщений Ибн Баттуты придает его книге большую ценность. Как неоднократно отмечал В. В. Бартольд, «пользование арабской географической литературой несколько затрудняется ее книжным характером и связанной с этим хронологической неопределенностью. Например, если мы знаем, что один автор писал в Х в., другой — в XI в., то из этого не следует, чтобы рассказы второго относились к более позднему времени, чем рассказы первого; почти все авторы пишут по книгам, не называя своих источников и не определяя их времени, и часто бывает, что в сочинениях XI в. использован более ранний источник, чем в сочинениях Х в.». В этой связи следует подчеркнуть, что «Путешествие» Ибн Баттуты стоит особняком в истории арабской географической литературы и является высшим достижением так называемого жанра |
||
|