"Эрик Френк Рассел. Война с невидимым врагом (fb2)" - читать интересную книгу автора (Рассел Эрик Френк)

6

В участке их отношение к нему было по крайней мере странным. Они обращались с ним бесцеремонно, но в то же время без той грубости, с которой они обращались с явно виновными. Складывалось такое впечатление, что они не представляли, кто он такой: то ли его искали потому, что он взорвал Соединенные Штаты, то ли он был кандидатом на медаль конгресса, которого не могли найти. После тщательной проверки его личности, они его покормили и отвели в камеру, не задавая никаких вопросов.

Все, что Брансон получил в ответ на свои вопросы, было:

— Молчите и ждите.

Рирдон прибыл через три часа. Нашлепки медицинского пластыря были прикреплены у него на губе, больше никаких повреждений не наблюдалось, Ему предоставили маленький кабинет, где он терпеливо и ждал, пока туда приведут Брансона.

Оставшись одни, они без всяких эмоций оглядели друг друга, и наконец Рирдон сказал:

— Я полагаю, вы понимаете, что мы можем обвинить вас в элементарном нападении на человека.

— Пусть будет так, — пожал плечами Брансон.

— Почему вы это сделали? Почему вы так обошлись со мной?

— Чтобы научить вас заниматься своими делами, а не совать нос в чужие.

— Понятно. Вам не нравилось, что я все время попадался вам на глаза.

— Конечно. А кому это понравится?

— Большинство людей ничего против не имеют, — сказал

Рирдон. — А с чего бы им иметь? Им нечего скрывать. А что вы скрываете?

— Выясните.

— Вот я сейчас и стараюсь это сделать. А вы не хотите мне сказать?

Брансон тупо уставился в стену. Пока убийство не упоминалось. Это странно, если учесть, что они его преследовали и наконец задержали. Может быть, Рирдон бережет это напоследок и причмокивает губами в предвкушении удовольствия? Садист играет в кошки-мышки.

— Может быть, я смогу помочь вам? — продолжал Рирдон спокойно и собранно. — Я ХОЧУ помочь вам.

— Очень мило, — ответил Брансон.

— Но очень трудно помочь, когда не знаешь, в какой помощи нуждается человек.

— Держи карман шире, — посоветовал Брансон. Рирдон резко возразил:

— Это не водевиль, Брансон. Это — серьезное дело. Если вы вляпались в какую-нибудь историю, и вам нужна помощь, вы должны рассказать об этом.

— Я сам могу улаживать свои дела.

— Убежав от работы, дома, семьи? Не очень-то эффективный способ.

— Это уж мне судить.

— И мне тоже, — зарычал Рирдон. — Я докопаюсь до истины любым способом.

— До какой истины? — спросил Брансон с сарказмом. — Я взял небольшой отпуск, официально, как положено его оформил. Это было вполне законно, и с тех пор, как я знаю, закон не менялся.

Рирдон глубоко вздохнул:

— Как я вижу, вы не хотите мне доверять. Пока не хотите…. Ну что же, мне остается одно: отвезти вас обратно. Мы обсудим все по дороге домой.

— Вы не можете отвезти меня обратно, — возразил Брансон, — нападение на человека — не такое уж крупное преступление.

— Такое обвинение вам еще не предъявлено. Это будет уж последнее дело, если я прибегну к помощи закона из-за удара по зубам. Вы поедете со мной домой по собственному желанию или…

— Или что?

— Я подниму вопрос о вашей измене и разглашении государственной тайны. И вот тогда мы посмотрим, как вам это понравится.

Брансон побагровел и закричал, наклонившись вперед:

— Я не предатель!

— А никто и не говорит, что вы предатель.

— Вы только что сами сказали.

— Ничего подобного, — возразил Рирдон. — По крайней мере, пока. Я пока не нахожу никаких причин, чтобы не верить в вашу лояльность. Но если будет необходимо, я могу покривить душой. Я просто показал вам, на какие грязные трюки я способен, чтобы выяснить, что вы скрываете.

— Вы хотите сказать, что не остановитесь и перед ложным обвинением?

— Да. Я должен учесть любую возможность.

— И в то же время вы хотите помочь мне?

— Конечно!

— Ну, из этого я могу сделать два вывода: либо вы сумасшедший, либо вы считаете меня сумасшедшим, — ответил Брансон.

— Насколько я знаю, вы, возможно, и не в своем уме, — согласился Рирдон. — Если это так, то я хочу знать, как это так внезапно с вами произошло.

— Почему?

— Потому что вы не первый и, насколько я могу судить, не последний.

Брансон прищурил глаза:

— О чем это вы?

— О помешанных. Я говорю об умных и талантливых людях, которые вдруг, неожиданно становятся странными. Их уже достаточно много. И пора с этим кончать.

— Я не понимаю этого и более того, я не хочу этого понимать. Если вы считаете человека, который взял отпуск из-за того, что ему очень нужен отдых, сумасшедшим, то вы сами тронулись.

— Вы не просто взяли отпуск. — Да?

— Если бы это было так, то вы взяли бы жену и детей с собой.

— У меня складывается впечатление, будто вы лучше меня знаете, что мне надо делать, — сухо заметил Брансон. — И что же я делаю в таком случае, по вашему мнению?

— Бежите от чего-то. Или, может быть, бежите за чем-то. Более вероятно первое.

— Убегаю от чего?

— Именно это вы мне и должны были бы сказать, — проворчал Рирдон, не отрывая глаз от Брансона.

— Это ваша теория, а не моя. Вы сами откапываете подтверждения своим выдумкам. Таким образом или вы мне все это рассказываете, или уж молчите.

Нахмурившись, Рирдон посмотрел на часы.

— Я не могу оставаться здесь весь день из-за пустых споров. Через двадцать минут отходит поезд. Мы вполне успеем на него, если сейчас же отправимся в путь.

— Для этого вам придется тащить меня волоком, и тогда, может быть, и я смогу возбудить против вас дело о телесных повреждениях.

— Пустая надежда. Любой компетентный адвокат скажет вам, что судиться с правительством бесполезно. Кроме того, я знаю, что делаю. Я сам могу прибегнуть к закону.

— Ну, хорошо. Поедем.

Брансон встал, голова у него слегка кружилась. Ни одного слова не сказано об Элайн Лафарк. Во всем этом было нечто подозрительное.

Если человек преднамеренно и обдуманно убил женщину, то это — преступление. Этого достаточно для любого суда, и суды имеют с этим дело каждый месяц. Но здесь в уголовное дело вмешались военные власти, объявляя его невиновным по причине безумия.

Почему?

Это его озадачило.

Когда поезд уже мчался по пригородным местам, Рирдон опять уставился на Брансона.

— Послушайте меня, Брансон. Я буду с вами откровенным. Ради Христа, постарайтесь снизойти до моего уровня. Я скажу, почему я так заинтересован в вас. А вы в ответ расскажете мне, что вы скрываете, что заставило вас пуститься в бега.

— Я не в бегах.

— Сейчас, возможно, нет. Нет, с тех пор, как вы мне попались. Но до этого вы были в бегах.

— Нет. Это просто ваши догадки.

— Давайте раскинем мозгами вместе. Если мы будем продолжать сталкиваться лбами, то ничего, кроме синяков, не получим. Я хочу вам напомнить то, что вы, как специалист, как мне кажется, забыли, а именно: сейчас идет война. Еще не стреляют, но это все равно война. Иначе зачем бы вам и вашим коллегам так усиленно работать над еще более новым и более мощным оружием?

— Ну?

— Потому, что холодная война превращается в горячую. И война без стрельбы ведется своими способами. Каждая сторона старается украсть лучшие головы другой стороны, купить их, или же просто уничтожить. Мы теряем людей, лаборатории, идеи. Они тоже. Мы покупаем кое-какие их головы. И они покупают наши. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, старая песня.

— Ну, хоть и старая песня, а действует все так же, — согласился Рирдон, наклонился к Брансону и прищурил глаза. — Орудия в этой войне: подкуп, шантаж, воровство, соблазн, убийство, все, что помогает достичь цели. И это происходит с обеими сторонами. Главная цель в этой борьбе: как можно больше отнять у противника и как можно меньше потерять самому. Первая часть так же важна, как и вторая. Я специализируюсь на второй. Это моя работа. Это задача нашего отдела: отбить вражеские атаки на наши умы.

— Вы не сказали мне ничего нового или удивительного, — посетовал Брансон. — И это чертовски обидно, что человек не может взять отпуск, не будучи заподозрен в попытке продать свои профессиональные секреты.

— Вы слишком упрощаете ситуацию, — возразил Рирдон. — В основном есть два способа ослабить противника. Первое — это попытаться использовать умы противника для своей пользы. Второе — не дать противнику использовать его собственные, если первое невозможно. Это политика собаки на сене — ни себе, ни людям. Понятно? А теперь представим, что вы слишком лояльны, чтобы продать секреты, что тогда?

— Ну, и что тогда?

— Враг выводит из строя вашу голову… Раз он не может ею воспользоваться, то пусть и другие не пользуются.

— Чушь! Я не стою такой заботы.

— Это все равно, что сказать, что солдата не стоит посылать на поле битвы. Если, конечно, рассматривать его как одного человека, то это верно. Но если их сотни, тысячи, десятки тысяч, то это уже причина поражения или победы, — Рирдон сделал паузу, чтобы эти слова лучше уложились в голове Брансона, потом продолжил: — Лично я не стал бы беспокоиться о каком-то там Брансоне, но о сотне сотен Брансонов заботиться мое дело.

— Ну, у вас есть хотя бы одно утешение, — улыбнулся Брансон, — моя голова еще крепко держится у меня на плечах.

— Как вы прекрасно понимаете, я говорю образно. Ум, который резко перестал работать для своей страны, потерян для нее. Это уже жертва в необъявленной войне. И в наш технический век очень опасны удары, которые наносит враг по лучшим умам.

— Все это очевидно. И это понятно и дураку. Не сочтите за хвастовство, я это знал уже много лет назад. Но как все это можно приложить ко мне в данный момент?

— Я к этому и подхожу, — ответил Рирдон. — Определенное число хороших ученых было потеряно за последние два года не только из вашего института, но и из некоторых других. Это число гораздо выше числа потерь в естественных условиях от смерти, болезни и пенсии. Если мы не найдем способ остановить эти потери, потери превратятся в полк, полк в армию, — он махнул рукой.

— Вы уверены, что потери превосходят естественные? — спросил Брансон, вспоминая возражения, которые он высказывал Бергу.

— Вполне уверены. Мы потеряли очень много времени, прежде чем поняли, что происходит что-то необычное. Все, с кем это произошло, были ценные люди, и все они заслуживали доверия. Все они вдруг потеряли интерес к работе, начали действовать совершенно не в духе своего характера и в конце концов пропали для своей страны. С одними это произошло быстрее, чем с другими. Некоторые исчезли, едва успев крикнуть короткое: «Прощай!» Другие брали отставку, уезжали в отпуск и никогда больше не возвращались. Некоторые покидали страну. Мы знаем, что они сейчас делают. Это ни в коей мере не угрожает интересам государства, но мы не можем их вернуть никакими уговорами. Пока они живут так, как хотят, они ничего не предпринимают. Недавно мы выследили троих, которые все еще остались в стране.

— И что с ними произошло?

— Все трое твердо стояли на позиции, что имеют право жить, где хотят и выполнять работу, которую хотят. Та работа, которой они занимаются сейчас, намного хуже оставленной, но они уверяют, что это их больше устраивает, и не хотят объяснять причины. По мнению агентов, которые с ними разговаривали, они все чем-то напуганы и совершенно не хотят отвечать ни на какие вопросы.

— Я не осуждаю их, — сказал Брансон. — Мне тоже не нравится, когда за мной цепляется хвост, куда бы я ни пошел. Я ударил вас по зубам не просто так. Я считал, что пришло время научить вас жить самому и дать жить другим.

Не обратив внимания на это замечание, Рирдон продолжал:

— После этого они пропадали снова и находились уже в других местах и занятые другой работой. Мы решили не спускать глаз с них, но не беспокоить их больше. Мы встали перед фактом, что мозги перестали работать на нашу страну, и нам надо было найти путь исправить ситуацию. Их ложь — это слабость нашей добродетели: другие режимы заставили бы их говорить.

— Итак, вы наклеили на меня ярлык еще одного мятежника из этого списка? — спросил Брансон, вздохнув от того, что истинная причина его бегства осталась им неизвестной.

— Если бы одного, — вздохнул Рирдон. — В тот день, когда мы решили взять вас под наблюдение, появился еще один парень с теми же симптомами, что и у вас.

— Выяснили, что с ним?

— Нет, но я думаю, выясним, — сказал Рирдон. — Вам, конечно, неизвестно, но мы разослали своих людей по всем научным центрам, которые занимаются вооружением. Эти люди собирают информацию о всех, кто вдруг резко бросил работу, кто начал проявлять признаки надлома или просто странно вести себя. Таким образом мы вышли и на вас.

— Кто навел вас на меня?

— Не будем об этом, — махнул рукой Рирдон, — это был некто, кто считал, что вы на данный момент несколько не в себе.

— Могу поспорить, что Кейн, — прошипел Брансон, — он всегда считал себя психологом-любителем.

— Я не играю с вами в отгадки, так что не надо меня провоцировать.

— Хорошо. Принимаю это правило.

— Итак, я продолжаю. Я рассмотрел все свидетельства о вашем поведении, следовал за вами повсюду и пришел к выводу, что вы очень нервничаете и готовы бросить хорошую работу, обжитой дом и пуститься в бега. А ведь на такой шаг должно толкнуть нечто серьезное… Мы должны знать, что заставило вас это сделать, если мы поймем причины, то сможем это остановить.

— Ну, в моем случае вам придется долго искать то, чего нет, — заявил Брансон.

— Я вам не верю. Знаете, о чем я подумал? Я думаю, что вы узнали о какой-то угрозе для вас и для вашей жены или для ваших детей!

Брансон ничего не ответил.

— Нет такой угрозы, которую мы не смогли бы отвести, — сообщил Рирдон, обнадеженный молчанием собеседника. — Мы можем встретить эту угрозу и ликвидировать ее, но для этого нам надо знать, что это за угроза, иначе мы будем тыкаться вслепую. — Рирдон уперся взглядом в Брансона. — Если кто-то угрожает вам, скажите, как и кто. Я могу поклясться своей жизнью, что мы сумеем с ним справиться.

«Ха, это смешно! Правительство будет защищать преступника, которого само же и казнит, если узнает правду. Рирдон говорит о врагах на другом конце планеты, когда истинная угроза таится в законе этой страны, вооруженном электрическим стулом и газовой камерой».

Вмешательство военной разведки теперь было понятно. Она работала с полицией рука об руку, не зная этого. Первые подозревают, что его принуждают к предательству, вторые не могут найти ниточку, которая приведет их к убийце. Несколько неприятно, что разведка смотрит на него, как на перспективного дезертира, но радует, что полиция топчется на месте.

— Я прав? — настаивал Рирдон. — Чья-то жизнь под угрозой?

— Нет!

— Лжете!

— Думайте как хотите, — устало сказал Брансон. Рирдон отвернулся к окну и начал вглядываться в пейзаж, мелькающий за окном. Несколько минут он сидел молча, погруженный в свои думы. Вдруг он резко повернулся и спросил:

— Каким образом здесь замешан Бельстон?

Брансон вздрогнул и побледнел. Это было, как удар в солнечное сплетение.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы все еще продолжаете врать, но вас выдает ваше лицо. Бельстон имеет большое значение для вас, это нечто черное и пугающее, и в то же время он тянет вас, так как вы хотите что-то выяснить.

— Если вы знаете так много, то должны знать остальное.

— Не знаю. И, думаю, вы тоже не найдете то, что ищете. — Рирдон сжал кулаки и внимательно начал рассматривать костяшки пальцев. — Я догадываюсь, почему ваши поиски безуспешны.

— Ну давайте, догадывайтесь, если это вас развлекает.

— Вы хотите наладить контакт с кем-то, кто вам неизвестен, и причем по его инициативе. Но я испортил вам всю игру. Они видели, что за вами следят, и мое лицо им не понравилось. Вот поэтому они и не вышли на контакт с вами, как было сговорено. А может, они не дали вам обещанного.

— Они?

— Противники. Не притворяйтесь невинным. Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю.

— Да вы просто здоровенная пчела в улье. Вы не хотите никого слушать, кроме своего жужжания.

— Слушайте, Брансон, я информирован лучше, чем вы думаете. Вы бродили по Бельстону, как потерянная душа по аду, ища что-то, чего вы не смогли найти или ожидая чего-то, что не случилось. Прекрасное занятие для проведения отпуска, не так ли?

Брансон продолжал молчать.

— Вы разговаривали со многими людьми в Бельстоне и Хенбери. Мы проверили их всех, никаких намеков на зарубежную связь. Все они были чисты, как новорожденные щенки. Вы или кто-то еще поняли, что за вами следят, и стали слишком осторожны, чтобы дать нам в руки хотя бы намек.

— Я искал рыжую педикюршу, а таких в мире не много.

— Понятно, понятно, — сказал Рирдон обиженно.

— А теперь я скажу вам кое-что, — прошептал Брансон, наклонившись вперед. — Труднее всего найти то, что никогда не существовало.

— То, что вы искали, существовало иди существует: человек вашего ума не будет просто так искать вчерашний день.

— Я уже говорил вам, что все это чушь!

— Да вы такой же как те три, о которых упоминал я. Говорить не хотите. А на вопросы даете бессмысленные ответы. Теперь вам остается сообщить мне, что нет закона, который запрещал бы людям делать то, что они желают.

— То, что они делают, может быть вполне невинным, — заметил Брансон.

— Про вас это трудно сказать, — отрезал гирдон. — Хендерсон, по крайней мере, заимел промтоварный магазин. И как мог объяснил это: «Мне это нравится. Я хочу работать сам на себя. Я этим очень доволен, я устал от режима, я хочу делать, что мне хочется, и быть независимым».

— Вполне обоснованные причины, сказал бы я.

— Я вас не спрашиваю, — отрезал Рирдон, — эти причины ложны, и мы это знаем. Мы нашли Хендерсона в Колумете. Мы задали ему несколько вопросов. Через месяц он продал свое дело и смылся. Двумя неделями позже мы нашли его торгующим в Лейксайде. Таким образом мы стали следить за ним с безопасного расстояния. У него, видимо, есть основательные причины избегать официального внимания. То же самое с вами.

Брансон изобразил полную скуку и уставился в окно.

— Вас приперло, и вы поехали в Бельстон искать выход. Вы так же приперты к стене. Вы это поняли и носились по Бельстону, как крыса по клетке, но ничего хорошего этим не добились.

— Замолчите, — попытался остановить его Брансон.

— Черт за вашей спиной не слез с нее и в Бельстоне, как вы на это и надеялись. Он крепко вцепился в вас и все еще скачет вместе с вами. И он так и будет скакать на вашей спине, пока вы не услышите голос разума и не позволите кому-нибудь, кто это может, стянуть его с вашей спины. Все, что вам надо сделать — это открыть рот и сообщить, кто этот черт.

— Извините, — сказал Брансон, — я ненадолго отлучусь. Он вышел из купе прежде, чем Рирдон, растерявшись от неожиданности, сообразил, что ему делать в этой ситуации. Предлог, под которым он мог бы пойти сопровождать его или остановить, было не просто придумать за доли секунды. Брансон еще не был под арестом и не был ни в чем обвинен. На данный момент он был свободен и имел статус обычного пассажира.

Торопливо проходя по коридору, Брансон краем глаза заметил, как Рирдон встал, но сделал это медленно, явно не зная, что делать. Брансон ускорил шаг, подошел к туалету, захлопнул за собой дверь и открыл окно. Затем выбрался наружу. Несколько секунд он стоял на раме окна, уцепившись пальцами за крышу вагона, его тело трепали порывы несущегося навстречу ветра. А потом он оттолкнулся от окна.