"Эрик Фрэнк Рассел. Звездный страж (Авторский сборник) (fb2)" - читать интересную книгу автора (Рассел Эрик Фрэнк)

6

В участке их отношение к нему было по меньшей мере странным. С ним обращались бесцеремонно, но в то же время без той грубости, с которой принято относиться к людям, чья виновность очевидна. Складывалось такое впечатление, что полицейские совершенно не представляли, кто он такой — то ли похититель чертежей атомной бомбы, то ли кандидат на получение медали Конгресса. После тщательной проверки его личности, они дали ему поесть и отвели в камеру, не задавая больше никаких вопросов.

Все, что он получил в ответ на свои вопросы, заключалось в одной-единственной фразе:

— Молчите и ждите.

Рирдон прибыл через три часа. На его верхней губе белела нашлепка медицинского пластыря, больше никаких повреждений видно не было. Ему предоставили маленький кабинет, где он терпеливо ждал, пока приведут Брансона.

Оставшись один на один, они без всяких эмоций оглядели друг друга. После продолжительного молчания Рирдон сказал:

— Я полагаю, вы прекрасно понимаете, что мы можем обвинить вас в обычном нападении на человека?

— Пусть будет так, — пожал плечами Брансон.

— Почему вы это сделали? За что, черт возьми, вы набросились на меня?

— Чтобы научить вас заниматься своими делами, а не совать нос в чужие.

— Понятно. Вам не нравилось, что я все время попадался вам на глаза.

— Конечно. А кому это понравится?

— Ну, большинство людей ничего против этого не имеют, — сказал Рирдон. — А с чего бы им иметь претензии? Им нечего скрывать. А вот что скрываете вы?

— Ваша работа, вот и выясняйте.

— Именно этим я сейчас и занимаюсь. А вы не хотите мне что-нибудь сказать?

Брансон не ответил, тупо уставившись в стену. Об убийстве речи пока не шло. Это было единственной хорошей новостью. Но, может быть, Рирдон бережет самое вкусное напоследок, причмокивая своими разбитыми губами в предвкушении удовольствия? Садист, играющий с жертвой в кошки-мышки.

— Может быть, я смогу вам помочь? — продолжил Рирдон спокойно и безэмоционально. — Поверьте, я действительно хочу помочь вам.

— Очень мило с вашей стороны, — ответил Брансон.

— Но очень трудно помочь, когда не знаешь, в какой именно помощи нуждается человек.

— Держи карман шире, — скривился Брансон.

Рирдон возразил:

— Это не водевиль, Брансон. Это очень серьезное дело. Вы вляпались в дурную историю, и вам требуется срочная помощь. Вы должны рассказать нам все подробности.

— Спасибо, но я способен самостоятельно уладить все свои дела.

— Сбежав от работы, дома, семьи? Это не очень-то эффективный способ.

— А вот это уж мне судить.

— И мне тоже. — Рирдон повысил голос. — Поверьте, я смогу докопаться до правды любым способом.

— До какой правды? — спросил Брансон с сарказмом. — Я всего лишь взял небольшой отпуск и оформил его как положено. Это было вполне законно, и с тех пор, насколько мне известно, закон еще не менялся.

Рирдон глубоко вздохнул:

— Как видно, вы не хотите мне доверять. В таком случае мне придется отвезти вас обратно. Думаю, остальные вопросы мы обсудим по дороге домой.

— Вы никуда не повезете меня, — возразил Брансон. — Нападение на человека не является таким уж серьезным преступлением.

— Данное обвинение вам еще не предъявлено, и не будет предъявлено, — любезно сообщил Рирдон. — Это будет совсем уж последний день, когда я прибегну к помощи закона из-за удара по зубам. Вы поедете со мной совершенно добровольно, по собственному желанию, или же…

— Или же что?

— Или мне придется официально возбудить в отношении вас дело об измене родине и разглашении государственной тайны. И вот тогда мы посмотрим, как вам это понравится.

Брансон побагровел и, наклонившись вперед, почти прокричал:

— Я не предатель!

— А никто и не говорит, что вы предатель.

— Вы только что сами это сказали.

— Ничего подобного я еще не сказал, — возразил Рирдон. — По крайней мере, пока. На данный момент у меня нет оснований подвергать сомнению вашу лояльность. Но я вполне могу и покривить душой. Так что учтите — чтобы выяснить, что же вы скрываете, я готов пойти на самые грязные трюки.

— Вы хотите сказать, что не остановитесь и перед ложным обвинением?

— Вы поняли совершенно правильно. Мне нельзя оставлять ни одной неиспользованной возможности.

— И в то же время вы говорите, что желаете помочь мне?

— Конечно!

— В таком случае я могу сделать только два вывода: вы либо сумасшедший, либо считаете таковым меня, — ответил Брансон.

— Насколько я могу судить, вы действительно находитесь не в лучшем душевном состоянии, — согласился Рирдон. — Если это действительно так, то я хочу знать, что с вами произошло.

— Зачем?

— Потому что вы не первый и, насколько я могу судить, не последний человек, с которым это случилось.

Брансон прищурил глаза:

— О чем это вы?

— О помешанных. Я говорю об умных и талантливых людях, поведение которых вдруг неожиданно становится чрезвычайно странным. Добавлю, что таких людей уже достаточно много. Пора с этим кончать.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, и не хочу это понимать. Если вы считаете, что человек, взявший отпуск из-за того, что ему очень нужно отдохнуть, является сумасшедшим, то у вас самого не все в порядке с психикой.

— Но вы не просто взяли отпуск.

— Да?

— Если бы вы хотели по-настоящему отдохнуть, то взяли бы с собой жену и детей.

— У меня складывается впечатление, что вы гораздо лучше меня знаете, что мне надо делать, а чего делать не надо, — сухо заметил Брансон. — И чем же, по вашему мнению, объясняется мое поведение?

— Вы бежите от чего-то. Или, может быть, за чем-то. Но более вероятно первое.

— Убегаю от чего?

— Именно это я и хотел бы от вас услышать, — сказал Рирдон, не отрываясь взгляд от собеседника.

— Увы, это ваша теория, а не моя. И вы сами откапываете подтверждения для нее. Словом, либо вы рассказываете мне все, что знаете сами, либо наш разговор становится бессмысленным.

Нахмурившись, Рирдон посмотрел на часы.

— Я не могу оставаться здесь еще на день из-за пустых словопрений. Через двадцать минут отходит наш поезд, и мы еще имеем шанс успеть на него, если выйдем прямо сейчас.

— Да, но для этого вам придется тащить маня волоком. И, может быть, тогда я тоже смогу возбудить против вас дело о нанесении телесных повреждений.

— Пустая надежда. Любой компетентный адвокат скажет вам, что судиться с правительством бесполезно. Кроме того, я знаю, что делаю. В случае необходимости я могу прибегнуть и к закону.

— Ну, хорошо. Поехали.

Брансон встал на ноги, голова у него слегка кружилась. Об убийстве Элайн Лафарж пока не было сказано ни одного слова. Манера поведения Рирдона была угрожающей — но возможные обвинения, на которые он намекал, относились совсем к другой области.

Если человек преднамеренно и обдуманно убил женщину, то это является обычным преступлением, рассматриваемым в гражданском суде. Но здесь в дело вмешались военные власти. И при этом они откровенно намекают на безумие обвиняемого.

Интересно, что бы все это значило?

Когда поезд уже мчался вдоль пригородных полей и садов, Рирдон опять возобновил разговор:

— Послушайте меня, Брансон. Я буду с вами предельно откровенным. Ради Христа, постарайтесь тоже снизойти до этого уровня. Я могу сказать, почему мы так заинтересованы в вас. А вы в ответ сообщите мне, что вы скрываете, что заставило вас податься в бега.

— Я не нахожусь в бегах.

— Сейчас — безусловно, нет. С тех самых пор, как вы мне попались. Но до этого вы прятались от всех, как заяц от лисы.

— Вовсе нет. Это просто ваши домыслы.

— Давайте, поразмышляем вместе. Если мы будем продолжать сталкиваться лбами, то ничего, кроме синяков, не получим. Я хочу вам напомнить то, что вы, как мне кажется, забыли. А именно — что сейчас идет война. Пока еще без выстрелов, но это все равно война, Иначе вам и вашим коллегам не было бы необходимости так усиленно работать над еще более новым и более совершенным оружием.

— Ну и что из этого следует?

— Холодная война в любой момент может превратиться в горячую. Даже война без выстрелов ведется весьма жесткими способами. Каждая сторона старается вывести из строя лучшие головы на стороне противника — либо купить их, либо просто уничтожить. Мы теряем людей, лаборатории, идеи. Они тоже. Мы покупаем кое-какие их головы. И они покупают наши. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю. Старая песня.

— Ну, хоть она и старая, а популярная, — согласился Рирдон. Он наклонился к Брансону и прищурил глаза. — Оружием в этой войне являются подкуп, шантаж, воровство, соблазнение и убийство — словом, все, что помогает достичь цели. Это происходит с обеими сторонами. Главная идея этой борьбы — как можно больше отнять у противника и как можно меньше потерять самому. При этом первая составляющая столь же важна, как и вторая. Я специализируюсь на второй. Это моя работа. Задачей нашего отдела является отражение покушений врага на мозги страны.

— Я не услышал ничего нового или удивительного, — пожал плечами Брансон. — Мне чертовски обидно, что человек не может взять отпуск, не будучи заподозрен в попытке продать врагу свои служебные секреты.

— Вы слишком упрощаете ситуацию, — покачал головой Рирдон. — Существуют два основных способа ослабить противника. Во-первых, это попытаться использовать его умы для своей пользы. Во-вторых, если первое не удается, можно попытаться помешать противнику использовать его собственные интеллектуальные ресурсы. По принципу — ни себе, ни людям. Вы понимаете, что я имею в виду? А теперь представим, что вы слишком лояльны, чтобы продать секреты. Что враг должен делать в этом случае?

— Ну, и что же?

— Он попытается вывести вас из строя. Если он не в состоянии воспользоваться вашей головой, то пусть и другие этого не смогут.

— Чушь. Я не стою такой нежной заботы.

— Вы считаете, что солдата не стоит посылать на поле битвы? Конечно, если рассматривать его как одиночку, то реальное значение такого солдата окажется ничтожным. Но если их будут сотни, тысячи, десятки тысяч — то здесь уже можно будет вести речь об успехе или неуспехе кампании.

Рирдон сделал паузу, чтобы его слова лучше уложились у Брансона в голове. Затем он продолжил:

— Лично я вряд ли стал бы беспокоиться о каком-то отдельно взятом Брансоне, но забота о судьбах сотни Брансонов входит в мои служебные обязанности.

— Ну, у вас есть хотя бы одно утешение, — усмехнулся Брансон. — Моя голова еще достаточно крепко держится на плечах.

— Как вы прекрасно понимаете, я имею в виду несколько иное. Голова, которая вдруг перестала работать, становится потерянной для своей страны. Это уже жертва в необъявленной войне, причем жертва достаточно серьезная. В наш век удары, наносимые по научному потенциалу страны, являются чрезвычайно опасными.

— Все это достаточно очевидно и понятно даже и дураку. Не сочтите за хвастовство, но я это знал уже много лет назад. Но как все это можно приложить ко мне в данный момент?

— Я к этому и двигаюсь, — ответил Рирдон. — За последние два года нами было потеряно определенное число хороших ученых — не только из вашего института, но и из некоторых других. Причем эта цифра значительно превосходит норму подобных потерь в естественных условиях — то есть от смерти, болезни и ухода на пенсию. Если мы не найдем способ остановить эту тенденцию, она будет нарастать. И тогда лет через десять нашу науку может постигнуть крах.

— Вы уверены, что потери превышают естественную норму? — спросил Брансон, вспоминая возражения, которые он высказывал Бергу.

— Увы, да. Но гораздо хуже тот факт, что мы потеряли очень много времени, прежде чем поняли, что происходящее выходит за рамки обычного. Все, с кем это происходило, являлись ценными сотрудниками, и большинство из них заслуживало абсолютного доверия. Но эти люди внезапно потеряли интерес к своей работе, начали действовать совершенно не в соответствии со своим характером и в конце концов оказались потерянными для своей страны. С одними это происходило быстрее, с другими — медленнее. И пути тоже были разные. Некоторые исчезали, едва успев крикнуть знакомым короткое «прощай!». Другие подавали в отставку или уходили в отпуск и больше из него не возвращались. Некоторые из ученых просто уехали за границу, и мы даже не знаем, что они сейчас делают. Это ни в коей мере не угрожает интересам страны, но мы не можем вернуть этих людей никакими уговорами. Они живут так, как хотят, и просто ничего не предпринимают. Недавно мы обнаружили троих исчезнувших, которые не покинули пределы страны.

— И что с ними произошло?

— Все трое упорно твердят, что имеют право жить, где хотят, и заниматься тем, чем хотят. Их теперешняя работа много хуже той, которую они оставили, но они уверяют, что такое положение их устраивает больше, и не хотят объяснять причины. По мнению наших сотрудников, которые с ними общались, все эти люди чем-то напуганы и очень неохотно отвечают на любые вопросы.

— И я не осуждаю их, — сказал Брансон. — Мне тоже не нравится, когда за мной следует хвост, что бы мне ни вздумалось сделать. Я ударил вас по зубам не просто так. Я считал, что пришло время научить вас жить самому и дать жить другим.

Не обращая внимания на это замечание, Рирдон продолжал:

— В конце концов мы решили оставить этих людей в покое, но не спускать с них глаз. Увы, их ложь, страх и бездействие — это слабость нашей добродетели: другие режимы заставили бы их работать и говорить.

— И вы решили зачислить меня в этот список мятежников? — спросил Брансон, облегченно вздохнув. Кажется, истинная причина его бегства до сих пор оставалась им неизвестной.

— Вас и еще одного человека, — сообщил Рирдон. — Как раз в тот день, когда мы решили взять вас под наблюдение, появился еще один парень, который проявлял те же симптомы, что и вы.

— И вы смогли выяснить, что с ним стряслось?

— Нет, но я думаю, что нам это удастся. Вы, конечно, об этом не знали, но мы разослали своих агентов по всем научным центрам, занимающимся разработкой систем оружия. Эти люди собирают информацию о всех, кто вдруг резко бросил работу, начал проявлять признаки душевного надлома или просто стал странно себя вести. Таким образом, мы и вышли на вас.

— Кто навел вас на меня?

— Не будем об этом, — покачал головой Рирдон. — Это был человек, который считал, что на данный момент вы находитесь слегка не в себе.

— Могу поспорить, что это был Кейн, — прошипел Брансон. — Он всегда считал себя потрясающим психологом.

— Я не играю с вами в отгадки, так что не стоит меня провоцировать.

— Хорошо. Я принимаю это правило.

— Итак, продолжим. Я рассмотрел все доклады о вашем поведении, проследил за вами лично и пришел к выводу, что вы очень нервничаете — настолько, что готовы бросить все и пуститься в бега. А ведь на такой шаг человека может толкнуть только что-то очень серьезное. Согласитесь, не так-то просто бросить хорошую работу, обжитой дом и тем более семью. Поэтому мы должны знать, что заставило вас это сделать. Если мы поймем причины, мы сможем это остановить.

— Увы, не в моем случае. Вам придется долго искать то, чего нет.

— Я вам не верю. Моя рабочая гипотеза — вы узнали о какой-то угрозе для вас, вашей жены или детей.

Брансон на это ничего не ответил.

— Поверьте, не существует такой угрозы, которую мы не смогли бы от вас отвести, — сообщил Рирдон, обнадеженный молчанием собеседника. — Но, чтобы мы смогли защитить вас, нам требуется знать, в чем заключается опасность, иначе нам придется действовать вслепую. — Рирдон вперся в Брансона своими пронзительными глазами. — Если кто-то угрожает вам, скажите, как и кто. Я могу поклясться своей жизнью, что мы сумеем с ним справиться!

Да, это уж точно! Правительство обещает защитить преступника, которого само же и собирается казнить, если узнает правду. Рирдон говорит о врагах на другом краю планеты, но истинную угрозу для Брансона представляет закон родной страны, вооруженный электрическим стулом и газовой камерой.

Теперь он понял, откуда здесь взялась военная разведка. Она работала с полицией рука об руку, даже не ведая об этом. Одни подозревают его в моральной неустойчивости, вторые ищут ниточку, которая должна вывести на убийцу. Печально, что разведка смотрит на него, как на потенциального дезертира, но хорошо, что полиция остается на своем месте.

— Я прав! — настаивал тем временем Рирдон. — Жизнь кого-то из ваших близких действительно находится под угрозой?

— Нет.

— Вы лжете!

— Думайте об этом, что хотите, — устало сказал Брансон.

Рирдон отвернулся к окну и начал рассматривать проплывающий мимо пейзаж. Несколько минут они сидели молча, погруженные каждый в свои мысли.

Вдруг Рирдон резко обернулся к Брансону и спросил:

— Какое отношение ко всей этой истории имеет Бельстон?

Брансон вздрогнул и побледнел. Это было как удар в солнечное сплетение.

— Что вы имеете в виду?

— Вы все еще продолжаете лгать, но вас выдает ваше лицо. Бельстон по какой-то причине очень много значит для вас. Для вас это черное и жуткое место, и в то же время вас тянет сюда, потому что вы хотите что-то выяснить.

— Если вы знаете так много, то должны знать и про это.

— Увы, не знаю. Но думаю, что и вам очень трудно будет найти ответ. — Рирдон сжал кулак, внимательно начал рассматривать костяшки пальцев. — Я догадываюсь, почему ваши поиски оказались безуспешны.

— Пожалуйста, можете догадываться сколько угодно, если это вас так развлекает.

— Судя по всему, вы хотите наладить контакт с кем-то, кто вам неизвестен. Игра началась по его инициативе, но я вам ее испортил. Они видели, что за вами следят, и мое лицо им не понравилось. Вот потому они и не вышли на контакт с вами, хотя, скорее всего, это уже было оговорено. А может быть, они не дали вам того, что обещали.

— Кто — они?

— Наши противники. Не притворяетесь невинной девушкой. Вы ведь прекрасно понимаете, о ком идет речь.

— А вы напоминаете здоровенную пчелу в улье и не хотите слушать ничего, кроме своего жужжания.

— Слушайте, Брансон, я информирован лучше, чем вы думаете. Вы бродили по Бельстону, аки потерянная душа по кругам ада, ища что-то или чего-то ожидая. Прекрасное времяпровождение для отпуска, не правда ли?

Брансон демонстративно молчал.

— Вы закупили целую пачку старых выпусков «Хенбери газетт» — очевидно, изголодавшись по старым новостям. Прошлой ночью мы тщательно проверили содержание этих газет, ища намек на зарубежную связь. Вы тоже просидели весь вечер в номере с прессой второй свежести, но ничего нужного не нашли.

Брансон продолжал молчать.

— Вы разговаривали со многими людьми в Бельстоне и Хенбери, мы проверили их всех. Абсолютно никаких намеков на попытки контакта с кем-то из-за рубежа. Это тоже завело нас в тупик. Все, с кем вы общались, были чисты, как новорожденные щенки. Либо вы, либо те, с кем вы хотели встретиться, обнаружили слежку и постарались не проявлять никакой активности.

— Да, вы совершенно правы. Я искал рыжую педикюршу, а таких в мире очень немного.

— Понятно, понятно, — сказал Рирдон обиженно.

— А теперь я скажу вам еще кое-что, — добавил Брансон, наклоняясь вперед. — Самое трудное — это отыскать то, чего никогда не существовало в природе.

— То, что вы искали, существовало или существует. Человек с вашим уровнем интеллекта никогда не будет гоняться за хвостом вчерашнего дня.

— Я уже говорил вам: все это чушь!

— Да, вы ведете себя точно так же, как те трое. Не хотите разговаривать или отделываетесь бессмысленными ответами. Теперь вам остается только сообщить мне, что не существует закона, который запрещал бы людям маяться дурью.

— А если эта дурь будет вполне невинной? — замерил Брансон.

— Про вас это сказать довольно трудно, — отрезал Рирдон. — Хендерсен, по крайней мере, завел собственный промтоварный магазин. И объяснил нам, что ему это нравится, что он устал от режима, от постоянных проверок и отныне хочет работать только сам на себя.

— Я бы назвал эти причины вполне разумными.

— А я не прошу вас оценивать эти причины, — резко произнес Рирдон. — Они не имеют ничего общего с действительностью, и мы это знаем. Мы отыскали Хендерсена в Колумете и задали ему несколько вопросов. Всего лишь через месяц он продал свое дело и исчез, двумя неделями позже мы нашли его торгующим в Лейксайде. После этого случая мы стали следить за ним с безопасного расстояния. Судя по всему, у него есть серьезные причины избегать внимания официальных инстанций. То же самое происходит и с вами.

Брансон пожал плечами, изобразил на лице выражение полнейшей скуки и уставился в окно.

— Вас, должно быть, очень сильно припекло, и вы поехали в Бельстон искать выход. Я не знаю, каким вам виделся этот выход, но, так или иначе, вы все равно его не нашли. Вы оказались перед глухой стеной, поняли это и стали носиться по Бельстону, как крыса по клетке, но ничего хорошего этим не добились.

— Замолчите, — попытался остановить его Брансон.

— Но оседлавший вас черт не слез со спины, как вы втайне надеялись. Он крепко вцепился в вас и все еще скачет вместе о вами. Он так и будет скакать на вашей спине, пока вы не услышите голос разума и не позволите кому-нибудь, кто это может, стянуть его с вашей спины. Все, что вам надо, Брансон, — это открыть рот и сообщить нам имя черта.

— Извините, — сказал Брансон, — мне требуется ненадолго отлучиться.

Он вышел из купе, прежде чем растерявшийся Рирдон смог ему помешать. Да и что бы он сделал? Направился бы вместе с Брансоном в ватерклозет? Но ведь Брансон еще не является арестованным, а Рирдон — конвоиром. На данный момент Брансон был формально свободен и имел статус обычного пассажира.

Торопливо пройдя по коридору, Брансон боковым зрением заметил, что Рирдон тоже вышел из купе, но нерешительно остановился в дверях. Очевидно, он еще не сообразил, что делать. Брансон тщательно запер за собой дверь туалета и распахнул окно. Примерившись, он встал на стульчак, просунул голову наружу и начал протискивать остальное тело, щурясь от набегающего потока воздуха. Некоторое время он стоял на раме, уцепившись пальцами за какие-то выступы на крыше вагона, а затем оттолкнулся от окна.