"Эрик френк Рассел. Немного смазки" - читать интересную книгу автора

его, заставляла снова и снова рисовать в воображении Бертелли, начиная с
его печальных глаз и кончая большими плоскими ступнями. В редкие минуты
раздумий он обнаруживал, что снова и снова пытается (совершенно
безрезультатно) разобраться в Бертелли, понять, чем тот живет, - пытается,
сосредоточивая на нем все мысли и забывая на время об остальных.
Кинрад не упускал случая понаблюдать за ним, неизменно испытывая при
этом изумление перед фактом такого умственного убожества - тем более у
ученого, специалиста. Наблюдение за Бертелли так захватывало его, что ему
даже в голову не приходило понаблюдать за другими и посмотреть, не заняты
ли они тем же, чем и он, по тем же или очень похожим причинам.
Когда Кинрад пошел на ленч, Марсден нес вахту у приборов управления,
а Вейл - в двигательном отсеке. Остальные трое уже сидели в тесной
столовой. Он кивнул им и сел на свое место.
Большой белокурый Нильсен, инженер-атомщик, которому по
совместительству пришлось стать ботаником, сказал, смерив его скептическим
взглядом:
- Солнца нет.
- Знаю.
- А должно быть.
Кинрад пожал плечами.
- Но его все нет, - не отставал Нильсен.
- Знаю.
- Ну и как, вас это трогает?
- Не валяйте дурака, - и, надорвав пакет с ленчем, Кинрад высыпал
содержимое в пластмассовую тарелку с несколькими отделениями.
"Бамм, бамм, бамм", - грохотали пол, потолки, стены.
- Так я, по-вашему, дурака валяю?
Нильсен подался вперед, со злобным ожиданием уставившись на него.
- Давайте поедим, - предложил Арам, худой, черный, нервный
космогеолог, сидевший около Нильсена. - И так тошно.
- Нечего зубы заговаривать. Я хочу знать... - снова начал Нильсен.
Он замолчал, потому что Бертелли, пробормотав: "Простите", потянулся
перед его носом за солонкой, привинченной к другому концу стола.
Отвинтив ее, Бертелли с солонкой в руке плюхнулся вниз и чуть не
свалился на пол. От изумления он вытаращил глаза, вскочил, поставил
солонку, выдвинул сиденье вперед, сел снова, сбил солонку со стола.
Вспыхнув от стыда, поднял ее с таким видом, будто это не солонка, а
большое ведро, посолил пищу и, чтобы привинтить солонку на прежнее место,
закрыл телом весь стол. Наконец привинтил ее и, подняв зад, сполз со стола
на свое сиденье, но только на этот раз сел мимо. В конце концов он
устроился на сиденье, разгладил невидимую салфетку и обвел присутствующих
загнанным, виноватым взглядом.
Глубоко вздохнув, Нильсен спросил его:
- Вы уверены, что хорошо посолили?
Трудный вопрос поставил Бертелли в тупик. Он нашел глазами свою
тарелку, внимательно оглядел ее содержимое.
- Пожалуй, хорошо, благодарю вас.
Перестав жевать, Нильсен поднял глаза и, встретившись взглядом с
Кинрадом, спросил:
- Что такое есть в этом парне, чего нет в других?