"Эрик Френк Рассел. Ближайший родственник" - читать интересную книгу автора

приблизительных размерах планеты, ее массе и звездных координатах.
- Я снизился и облетел вокруг этой свалки, - сообщил он и, прикрыв
микрофон ладонью, скорчился от хохота. На память ему пришла точно такая же
ситуация, послужившая поводом к небольшому конфликту во время его первого
экзамена. Тогда, отвечая на вопрос о способах изучения вражеских миров, он
написал: "Я должен осторожно приблизиться к незнакомой планете и затем
очень быстро облететь ее". Листок вернулся обратно с пометкой: "Почему?" Он
ответил: "Болтаться там слишком долго было бы вредно для моего здоровья".
Это стоило ему десяти баллов и бесстрастного комментария: "Неправильно и
неостроумно". Но экзамен он, тем не менее, сдал.
Ответа на сообщение не последовало, впрочем, Лиминг и не ждал его. Он
мог без особого риска посылать информацию, но обратные сигналы,
направленные с территории союзников в тыл противнива, наверняка возбудили
бы подозрения. Радиосвязь была узконаправленной, и латианская разведка
только и ждала случая перехватить и попытаться расшифровать любое сообщение
с передовой союзников. Однако вряд ли посты перехвата обратят внимание на
сигналы, посланные с дальней окраины гигантского сектора пространства,
контролируемого Сообществом.
Следующие двенадцать населенных планет он обнаружил точно так же, как
и первую: определяя направление межзвездных трасс, Лиминг следовал по ним
до конечных пунктов. Каждый раз он передавал информацию, и каждый раз
ответом ему было гробовое молчаниа
Внезапно он обнаружил, что тоскует по звуку человеческого голоса; он
летел уже достаточно долго для того, чтобы люди перестали внушать ему
отвращение. Много дней он был заточен в громыхающей консервной банке своего
корабля. Дни превращались в недели, недели - в месяцы, и мало-помалу его
стало одолевать одиночество. В самом деле, куда ни посмотри - звезды без
конца и края, планетам нет числа, и ни одной живой души вокруг! Теперь он
был бы счастлив услышать даже занудный голос Крутта, отчитывающий его за
действительные или мнимые провинности, а сладостные воспоминания о
перепалках с начальством приводили его в восторг.
Тяжелее всего давались дни, когда корабль летел по инерции с
выключенными двигателями: тишина, бесконечная, безбрежная, почти лишала его
рассудка. Он пытался нарушить безмолвие и начинал петь во весь голос или
спорить сам с собой вслух. Но это приносило мало радости; его вокальные
таланты были ниже всякой критики, а спор он не мог ни выиграть, ни
проиграть.
Ночами его мучили кошмары. Иногда ему снилось, что автопилот сломался
и корабль во весь опор мчится прямо на раскаленное солнце. Он пробуждался в
холодном ноту и перед тем, как вновь погрузиться в сон, быстро, но
тщательно проверял все приборы. Случалось, что его будил грохот
включавшихся двигателей; он вяло лежал в трясущейся койке и прислушивался к
их протяжному реву.
Несколько раз в сонных видениях он бежал кудато по громыхающим,
вибрирующим темным коридорам, ощущая за спиной стремительный топот ног, но
имелись ли у его преследователей ноги? Он с воплем просыпался - за секунду
до того, как его должны были схватить... схватить чем-то, похожим на руки,
но он знал, что эти ужасные конечности не были руками.
Возможно, тяготы и лишения дальнего полета переносились бы легче,
используй он бортовую аптечку, битком набитую удивительными лекарствами;