"Салман Рушди. Флорентийская чародейка" - читать интересную книгу авторавсеобщему изумлению, возник красивейший и благозвучнейший язык - язык
поэзии. Смуглокожий правитель Кучх-Нахина был строен и очень молод. Его лишенное усов, ободранное лицо заливала кровь. Он опустился на колени перед Акбаром и замер в ожидании рокового удара. - История повторяется, - еле выговорил он. - Семьдесят лет назад твой дед убил моего. - Наш дед, - молвил Акбар, привычно употребляя множественное число первого лица (сейчас было не время экспериментировать - еще не хватало, чтобы свидетелем эксперимента стало это ничтожество!) - был варваром, который умел говорить, как поэт. Мы же, напротив, поэт с варварским прошлым и со своей, присущей варвару, ратной долей, но она внушает нам отвращение. Это как раз доказывает, что история не знает повторений: она движется вперед, и человек меняется тоже. - Странно слышать такое от палача, - тихо произнес юный правитель, - хотя что толку спорить, когда перед тобой сама Смерть. - Да, твой час пробил, - холодно согласился император. - Но прежде чем умереть, скажи честно: каким тебе видится рай - там, по ту сторону занавеса? Князь поднял обезображенное лицо и взглянул прямо в глаза Акбару: - В раю "почитание" и "несогласие" не противоречат друг другу. Всевышний не тиран. В обители Господа каждый свободно может выражать свои мысли, это способ почитания. "Щенок, зазнайка, воображает, что умнее всех", - с раздражением подумал Акбар, но слова князька нашли отклик в его душе. - Обещаем построить особый храм для такого рода почитания, - сказал он Всемогущий", отрубил жалкому прыщу его наглую, несговорчивую и и миг ставшую абсолютно никчемной голову. После убийства князька, как всегда в подобных случаях, Акбара посетил знакомый демон одиночества. Всякий раз, когда кто-нибудь смел говорить с ним как с равным, Акбар впадал в бешенство. Он понимал, что это нехорошо: гнев правителя - его недостаток, гневливый правитель все одно что ошибающийся бог. Одно из главных противоречий его натуры в том и заключалось, что он, будучи не только философствующим и плачущим убийцей, но еще и эгоцентриком, привыкшим к раболепию и лести, тем не менее тосковал по совсем иному миру, такому, где он мог бы встретить равного себе, родственную душу, брата по разуму, человека, с которым можно было бы делиться мыслями, обмениваться знаниями, испытывая и даря радость общения; он мечтал о таком устройстве мира, при котором можно было бы одержать над противником верх не посредством кровавой расправы, но способом более приятным, хотя и требующим напряжения всех умственных сил, - то есть в ходе диспута. Существует ли такой миропорядок и можно ли найти к нему дорогу? - спрашивал себя император. Существует ли на свете равный ему человек? Может статься, убитый князек с отодранными усами как раз и был тем самым человеком. Неужто он сейчас убил единственного, кто мог бы сделаться его задушевным другом? Под влиянием выпитого вина мысли Акбара становились все более сбивчивыми и сентиментальными, и на глаза навернулись пьяные слезы. Какой путь избрать, чтобы добиться желаемого - стать по-настоящему Акбаром? Говорить было не с кем. Своего личного слугу, глухого Бхактирама Джайна, он прогнал прочь, чтобы никто не мешал ему пить. Глухой слуга хорош |
|
|