"Вера Русанова. Пьеса для обреченных [D]" - читать интересную книгу автора

обнял Аладенскую. Косоглазый Костя Черепанов сиротливо притулился на углу,
как девица, не планирующая в ближайшие семь лет выходить замуж.
Мои ладони второй раз в жизни вспотели от волнения, а пальцы
судорожно затеребили текст.
- С чего начинать, Евгения Игоревна? - прокричала со сцены Каюмова,
подпирающая дверь. - С того, на чем Вадим Петрович закончил?
- Да-да, конечно, - суетливо согласилась я. И тут же Костя,
уставившись на Аладенскую, истошно завопил:
Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу Того, что кажется. Ни плащ мой
темный, Ни эти мрачные одежды, мать...
За воротник своих "одежд" он подергал с какой-то уркаганской яростью.
Излишне говорить, что и "мать" прозвучало отнюдь не как обращение к
почтенной матушке.

...Ни бурный стон стесненного дыханья,
И все обличья, виды, знаки скорби...

При этом Черепанов интенсивно строил рожи, вероятно, намереваясь
затмить Джима Керри.

...Не выразят меня: в них только то,
Что кажется и может быть игрою.
То, что во мне, правдивей, чем игра...

Тут Костя многозначительно оттопырил полу пиджака, и даже я, не
искушенная в детективах и экшнах, поняла, что он как бы демонстрирует
спрятанный под мышкой пистолет.
...А это все наряд и мишура!
- Вы играете Гамлета? - с тихим ужасом вопросила я, стараясь поймать
направление его взгляда.
- Только во втором составе, - скромно потупив косенькие глазки,
ответил Костя. - Вообще-то основной Гамлет - сам Вадим Петрович.
Мне тут же стало ясно, что Черепанов - не худший вариант, и я
благосклонно кивнула, разрешая продолжить репетицию.
Скоро выяснилось, что самое интересное - еще впереди. Король-Ярослав
на секунду оттолкнул Гертруду-Аладенскую, лениво махнул рукой двум дюжим
мальчикам, которые тут же обыскали и разоружили Гамлета, и только потом
ехидно заметил:
Как трогательно и похвально, Гамлет, Что скорбный долг отцу вы
воздаете...
Затем как бы налил себе водки и лихо хряпнул, после чего выпили и
остальные. Гертруда, ведущая себя как девушка по вызову при исполнении
служебных обязанностей, не переставала наглаживать его коленку и
нацеловывать ушко. "Пахан" вещал, все остальные внимали. Один из пирующих,
похоже, чистил воображаемый автомат.
Бандитские мотивы, обнаруженные Бирюковым в шекспировской трагедии,
мягко говоря, потрясали. И я с тихой профессиональной завистью думала о
том, что моя осовремененная "Царевна-лягушка", рассказанная когда-то
Бородину, это просто тьфу по сравнению с сим масштабным полотном.
Король тем временем закончил и ткнул локтем слишком увлекшуюся