"Владимир Руга, Андрей Кокорев. Гибель 'Демократии' " - читать интересную книгу автора

В канцелярии, которую Петр окрестил про себя "приемным покоем",
контрразведчики, явно торопясь, сдали его на руки пожилому добродушному
подпоручику. Заполняя реестр, тюремный офицер искренне радовался каждому
ответу Шувалова. Своими манерами он скорее напоминал владельца гостиницы,
куда нежданно-негаданно заехал приличный постоялец. А когда Петр попросил
поскорее доложить о нем начальнику контрразведки, подпоручик даже побожился,
что немедленно исполнит просьбу "такого приятного молодого человека".
- Определю вас в двадцать девятую. Знаменитая, можно сказать, камера.
Сам лейтенант Шмидт в ней сидел, пока шел суд. Когда в городе советы
заправляли, начальник тюрьмы умудрился получить у них ассигнования на
ремонт. Уверил "товарищей", что средства нужны для приведения в порядок
мемориального места, где томился славный герой, отдавший жизнь за революцию.
А под это дело ему удалось еще и свой домик поправить.
В сопровождении надзирателя Шувалов поднялся на второй этаж огромного
корпуса и вошел в указанную ему камеру. За спиной хлопнула тяжелая дверь,
лязгнул засов, щелкнул запираемый замок. На прощание прозвучала и быстро
растворилась в гулкой тишине дробь шагов удалявшегося восвояси тюремщика.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Шувалов с интересом огляделся. Бывать в местах заключения под стражей -
даже на гауптвахте - до сих пор поручику не приходилось, поэтому им владело
скорее любопытство, чем отчаяние человека, внезапно и несправедливо
лишенного свободы. Тюремная камера походила на пенал: два шага в ширину,
шесть шагов от двери до противоположной стены. Справа от входа на полке
стоял темно-синий эмалированный кувшин с водой и такая же кружка. На полу
ведро, закрытое крышкой; исходивший от него запах не оставлял сомнений в
назначении сего предмета. В дальнем от двери углу узкая металлическая койка,
ножки которой намертво зацементированы в пол. На ней аккуратно разложен
матросский пробковый матрац и подушка в довольно чистой красной наволочке.
Завершали обстановку маленький столик и табуретка, также надежно
прикрепленные к полу. Под самым потолком небольшое окошко, забранное толстой
решеткой.
Шувалов опустился на табуретку; в его нынешнем положении оставалось
только одно - предаться размышлениям о цепи событий, в результате которых он
очутился в этом сравнительно комфортабельном узилище...
Примерно два месяца тому назад поручик Шувалов получил ранение. По
правде говоря, в значительной мере он сам был в этом виноват - проявил
непростительное ротозейство при аресте агентов немецкой разведки. Пуля
прошла в опасной близости от сердца; врачи военного госпиталя так и остались
в недоумений, каким образом без пяти минут покойнику удалось вырваться из
объятий безносой старухи с косой. В другой раз Петр удивил эскулапов, когда
уже через две недели после операции поднялся с больничной койки. Еще через
десять дней недавний кандидат в число павших героев добился выписки из
госпиталя. На последнем осмотре доктор, отказываясь верить столь скорому
исцелению, по примеру апостола Фомы собирался "вложить персты в рану", но
обнаружил на ее месте лишь свежую розовую отметину.
В госпитале так и не узнали, что бывший вахмистр полиции Голиоф-Белый,
по прозвищу Голиаф, не зря каждый день навещал раненого. В тайне от врачей
он поил Петра настоями каких-то трав, смазывал рану чудодейственным