"Вениамин Семенович Рудов. Вьюга " - читать интересную книгу автора

- Жена? - тихо спросил сосед.
- Жена, - машинально ответил Ахмет и привычно сунул фотокарточку под
подушку.
- Красивая у тебя жена, - сказал Семен и попробовал улыбнуться. -
Наверно, добрая, правда?
Изуродованное лицо Насибулина осветила улыбка. Он доверчиво передал
фотографию, и сосед внимательно глядел на нее.
- Дети есть?
- Мальчик... Вагиф звать. Два лета.
Кто-то шевельнулся в углу, у "голландки". Ахмет выхватил карточку,
словно ее могли отнять у него. Установилась тишина. Полоса лунного света
пролегла через всю палату наискось, прямо на лицо Насибулина, на уродливый
подбородок с перебитой нижней губой. Было душно, остро пахло лекарствами.
- Приоткрой форточку, - попросил Семен.
И только Ахмет протянул к ней руку, как из угла, от "голландки",
послышался голос Вацуры:
- Я те открою, криворотый!
Ахмет как-то упрямо, с кошачьей проворностью соскочил с койки босыми
ногами на холодный некрашеный пол, подался к окну.
- Ладно, - сказал Семен. - Обойдемся.
Ахмет послушно возвратился на место.
- То-то же! - торжествующе хохотнул рябой.
Утром же как ни в чем не бывало присел к Семену на койку, наколол его
колючим зеленым глазом.
- Оклемался? - спросил и ни к чему хохотнул.
- Живой, - ответил Семен без обиды. - Теперь жив буду, парень, -
улыбнулся он по-хорошему. - Мы еще повоюем.
- А я думал: врежешь дуба.
Рябой сидел, покачиваясь из стороны в сторону, без умолку болтал,
упершись здоровой ногой в койку Ахмета. Тот сидел насупленный, похожий на
приготовившегося к прыжку маленького зверька, и глаза его светились недобрым
светом. Вацура не обращал на него никакого внимания, все время адресовался к
Семену, видно упиваясь собственным голосом и мало интересуясь, слушает ли
сосед его разглагольствования.
- Поговорил, хватит, - сказал вдруг Семен. - Иди.
Рябой ничуть не смутился, по обыкновению хохотнул. И вдруг, изогнувшись
влево, незаметным движением запустил руку под подушку Ахмета и выхватил
фотографию. Даже оспины на лице у него побледнели от удовольствия.
- Отдай! - взвился с кровати Ахмет. Побелев от негодования, спрыгнул на
пол. Яростный крик его, дробясь и звеня, переполошил всю палату. - Отдай,
исволышь!
Вацура поднял руку над головой, дразня Насибулина, тряс фотокарточкой и
тоненько хохотал. Палата возмущенно откликнулась - кто-то замахнулся на
Вацуру, кто-то пробовал его урезонить. Прибежали Петр Януарьевич с Олечкой,
дежурная сестра Женя.
Олечка не сразу поняла, почему в палате установилась какая-то мертвая,
пронзительная тишина, почему Вацура все еще с поднятой над головой
фотографией пятится в испуге и оспины на его исклеванном лице обретают
желтоватый цвет, выделяются инородными пятнами. Лишь когда он, как бы
защищаясь, поднял перед собой костыль и уперся спиной в крашеную стену,