"Вениамин Семенович Рудов. Вьюга " - читать интересную книгу автора

- Представляю, - обронил прапорщик.
- Такое трудно представить со стороны, - возразил ему Андрей
Егорович. - Это надо самому пережить, на собственной шкуре, тогда
более-менее. Мы же молодыми были, горячими. Больше полсотни хлопцев один в
одного. Фронтовиков среди нас не один и не пять. А голову не теряли. А был у
нас солдат, Юнусов ему фамилия, мариец он, так Юнусову скажи, так даже за
горбатенькую дал бы отрубить свою руку... С ним, с Юнусовым, Семен тоже не
один день провозился. Ежели б не Семенова доброта и выдержка, тому Юнусову
пришел бы капут на границе. А так, наверно, посейчас жив-здоров тот Юнусов,
неприкаянный человек...
Прапорщику не терпелось о чем-то спросить, он с трудом дождался паузы.
- Я ведь тоже белорус, - сказал он скороговоркой. - По-нашему Волечка -
это Олечка, Ольга. - Об Ольге Тайковой прапорщик не знал. - Почему вы
думаете, что Семен Юлю любил? Может, вовсе не Юлю. У него, я знаю, сестра
Ольгой звалась, она и сейчас жива.
Ответ Андрея Егоровича прозвучал негромко:
- Для меня лично это тогда не имело значения. Но, думаю, Семен не был
среди нас исключением.
Шинкарев еще о чем-то спросил, но слова его заглушил протяжный гудок
паровоза - станция была близко, и паровоз почему-то гудел и гудел в ночи, и
эхо долго катилось над спящим селом.
- Холера, дитя разбудит, - сказал Шинкарев.
- Как бы не так, - махнул рукой Андрей Егорович. - Его из пушки теперь
не поднять.
Разметавшись во сне, мальчик лежал кверху лицом, сбив с себя красное
ватное одеяло, оно наполовину сползло и обнажило угловатые мальчишечьи плечи
с выступающими, тонкими, как жердинки, ключицами, на носу и на лбу блестела
испарина. В горенке стояла влажная духота, какая всегда бывает в жарко
натопленной старой избе, плохо держащей тепло и хранящей в углах вязкую
сырость. Андрей обеспокоенно приложил ко лбу сына ладонь, поправил сползшую
на лоб прядку русых волос, укрыл одеялом. Потом встал и напился воды из
ведра, стоявшего на табурете у самой двери.
- Такой человек был Семен, - сказал, возвратясь, и присел возле сына. -
Мы все его слушались. Все, как один. И, знаете, добротой брал. Не какими-то
там особыми словами или еще чем. Только добротой. У него что хочешь
попроси - отдаст. Опять же он предложил часть пайка сестрам отдавать. Против
никого не было - делились. Поставил всем задачу - девчат охранять, не давать
их в обиду, и мы исполняли, как боевой приказ... И еще в нем особая черта
была: не подлаживался. Ни к кому. Говорил без фальши, без дураков, как
некоторые любят... И вот по прошествии лет я думаю, что забота у него была
не про одних девчат, а и про коллектив, чтоб хлопцы не рассорились промежду
собой...
Андрей Егорович говорил сбивчиво, торопливо, некоторые слова сглатывал.
Но как ни стремительна была его речь, рассказ от этого не терял, все равно в
воспоминаниях оживало прекрасное: чистая, как родниковая вода, юношеская
любовь, ее ничто не могло замутить.
- ...Не уберегли мы девчат, - сказал он со вздохом.


Тот день выдался какой-то шальной, полный противоречий, маленьких