"Вадим Руднев. Диалектика преследования" - читать интересную книгу автора

Человек говорит. Но что он говорит? Как отличить, правду ли он говорит
или ложь? И, что главное, как удостовериться, что то, о чем он говорит, есть
здравая речь, а не бред?
Мы можем констатировать, что, в сущности, нет никаких критериев, при
помощи которых можно было бы отличить нормальную речь от бреда. То есть,
конечно, в обыденном или клиническом дискурсе мы безусловно можем
договориться о критериях и считать то-то и то-то здравой речью, а другое
бредом. (Таким критерием может, например, служить знаменитое лакановское
преобладание плана выражения над планом содержания в качестве признака
симптоматической речи.) Допустим, человек приходит ко мне и говорит: "Ты
знаешь, меня преследуют масоны". Мне понятно, что мой знакомый сошел с ума
(если он не шутит, не разыгрывает меня, не симулирует и т. д.). Но надо
отдавать себе отчет, какова цена этому моему пониманию. Да, у моего
знакомого скорее всего бред преследования. Но разве нет ни малейшей
вероятности (разве язык не дает такой вероятности?), что его речь -
правдива? что, может быть, его действительно преследуют? А с другой стороны,
ведь я сам только что писал о тех признаках симптоматической речи, по
которым можно сразу распознать сумасшедшего.
Да, но разве не исключена возможность, что все эти хваленые признаки
являются лишь признаками того, что этого человека реальные преследователи
довели до такого состояния, когда он и в самом деле начинает сходить с ума
от ужаса? и поэтому и речь у него как у сумасшедшего и повадки параноика. Он
все время оглядывается. Говорит шепотом, прижимаясь губами к вашему уху. В
его речи нет никакой логики. Сначала он говорит про масонов, потом
перескакивает на КГБ, хотя уже и КГБ-то никакого нет, потом вдруг, загадочно
усмехаясь, сообщает вам, что он вчера все это уже обсуждал с Березовским или
покойным Сведенборгом.
Да, это бред преследования. Но что позволяет нам опознать этот дискурс
именно как бред преследования? Ведь если не упоминание покойного
Сведенборга, все, что говорил нам наш знакомый, теоретически вполне было
возможно. И даже в том, что касается последнего. Может быть, мы просто не
поняли, и наш друг имел в виду, что он говорил со Сведенборгом во сне.
Итак, чем же с философской точки зрения, то есть с точки зрения
философии языка, бредовый дискурс отличается от нормального? Ответ - ничем.
Давайте вспомним частый сюжет массового кинематографа, когда человек вполне
нормальный, но столкнувшийся с чем-то удивительным, пытается рассказать об
этом всем подряд, и все считают его сумасшедшим. Все, кроме зрителей,
которые понимают, что этот человек нормальный.
Итак, мы можем констатировать, выражаясь в духе философии Венского
логического кружка, симметричность пониманий одного и того же высказывания
(и шире - поведения) как нормального и как бредового. Что нам это дает? И
очень многое и ничего. Ничего в том смысле, что при таком подходе не
построишь не только психологию, но даже и метапсихологию бреда. И много в
том смысле, что это открывает нам возможность рассуждать о прагматической
амбивалентности любого дискурса, оставаясь в рамках
естественнонаучно-гуманитарного здравого смысла (в русле которого выступали
со своими симметричными описаниями философы Венского кружка).
Вспомним пример Рональда Лэйнга, который любил по-своему
интерпретировать клинические описания Крепелина. Итак, сначала идет отчет
Крепелина о сумасшедшей: