"Ганс-Ульрих Рудель. Пилот "Штуки" (про войну)" - читать интересную книгу автора

планирую к земле. Я уже могу разглядеть светло-зеленую форму иванов среди
кустов. Бум! Пулеметная очередь попадает в двигатель. Нет никакого смысла
садиться на поврежденном самолете, если я даже и смогу сесть, то мы не
сможем потом взлететь. С моими товарищами все кончено. Когда я их вижу
последний раз, они машут нам вслед руками. Двигатель сначала работает с
большими перебоями, но затем его работа как-то налаживается, что дает мне
возможность подняться над подлеском в другом конце просеки. Масло хлещет на
лобовое стекло кабины, и я в любой момент ожидаю, что один из поршней
остановится. Если это произойдет, мой двигатель заглохнет навсегда. Красные
прямо подо мной, они бросаются на землю, некоторые из них открывают огонь.
Самолеты поднимаются на высоту около 300 метров и выходят из торнадо огня из
стрелкового оружия. Мой двигатель держится ровно до тех пор, пока я не
достигают линии фронта, затем он останавливается и я приземляюсь. Меня
доставляют назад на базу на грузовике.
Здесь только что прибыл офицер-кадет Бауэр. Я знаю его еще с тех
времен, когда он учился летать в Граце. Позднее он отличился в боях и, один
из немногих, сумел пережить эту компанию. Но день, когда он присоединился к
нам, трудно назвать счастливым. Я повреждаю правое крыло самолета, потому
что во время рулежки меня окутала густая туча пыли, и в результате я
столкнулся с другим самолетом. Это означает, что я должен заменить крыло, но
запасного на аэродроме нет. Мне говорят, что один поврежденный самолет все
еще стоит на нашей старой взлетной полосе в Улла, но его правое крыло в
целости и сохранности. Стин разгневан. "Полетишь, когда твой самолет будет в
исправности, и не раньше". Быть прикованным к земле - суровое наказание. Так
или иначе, но последний на сегодняшний день вылет уже закончился, и я лечу
назад в Улла. Здесь были оставлены два механика из другой эскадрильи, они
помогают мне. Ночью мы, с помощью нескольких пехотинцев, ставим на мой
самолет новое крыло. В три часа ночи мы заканчиваем работу и несколько минут
отдыхаем. Я рапортую о своем прибытии на исправном самолете как раз вовремя,
для того чтобы участвовать в первом вылете в четыре тридцать. Мой командир
усмехается и качает головой.
Через несколько дней я переведен в третью эскадрилью в качестве
офицера-инженера и должен распрощаться с первой эскадрильей. Стин не может
остановить мой перевод. Я только-только прибываю, когда командир эскадрильи
покидает часть и на его место назначен новый. Кто он? Лейтенант Стин.
"Твой перевод и наполовину не был таким уж плохим делом, видишь сейчас
сам. Да, никогда не следует пенять на судьбу!" говорит Стин когда мы с ним
снова встречаемся. Когда он присоединяется к нам в палатке в Яновичах, где
находится офицерская столовая, здесь творится настоящая суматоха. Один
местный старик пытается наполнить свою зажигалку из большой железной
канистры с бензином как раз в тот момент, когда он щелкает ею чтобы
убедиться, что она работает. Раздается страшный грохот, канистра взрывается
у него перед носом. Досадная трата хорошего бензина, многие старушки были бы
рады обменять его на несколько яиц. Конечно, это запрещено, потому что
бензин предназначен совсем для других целей, чем спиртное, которое делают
местные жители. Впрочем, все - вопрос привычки. Алтарь деревенской церкви
превращен в кинозал, неф - в конюшню. "У каждого народа - свои обычаи",
говорит Стин посмеиваясь.
Шоссе Смоленск-Москва - цель многих вылетов, оно запружено огромным
количеством военной техники и имущества. Грузовики и танки стоят друг за