"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

Зачем он так глупо заблудился и остался лежать на солнечной, песчаной
дороге?
Впрочем, если бы он не заблудился и приехала вся рота, то теперь мы
лежали бы на той же дороге и на том же месте. Это было так неожиданно, как
ночная женщина, случайно зашедшая к вам в комнату без стука.
Да-аа-а! Философия человеколюбия или человекодоброты тут ни при чем.
Была ли у меня ненависть к несчастному Шнитке или жалость? Нет! Скорее
благодарность. Он нас крепко выручил.
Когда мы уходили, он лежал на пыльной, светло-желтой дороге в своем
сереньком мундире. Никакого убийства, ника-кой крови! Рядом зеленый
велосипедик.
Главное ощущение - странность пейзажа. Как у сюрреалистов. Почему
человек лежит и не встает? Как лодка среди пустыни у Сальвадора Дали. Почему
она здесь?
Первый убитый! И первый шаг на пути к переходу в военные люди. Позже,
наблюдая работу трофейной и похоронной команд, видел, как свозили волоком,
на лошадях, убитых немцев, зацепляя их крюком за ноги и складывая штабелями.
Какая-то обычность в этом была. Складывают манекены, колеса битых
мотоциклов. Помню, до войны лежал на берегу озера утопленник, вытащенный
водолазами и накрытый простыней. Видна была только рука его, поднятая и
указующая вверх.
Несколько лет я не наступал на это место, и до сих пор его помню.
Может быть, и штабель мне будет сниться? Ничуть не бывало! Я нащупал
завидную психологическую нишу: они убиты, а я не убит! Значит, можешь быть
неубитым и дальше. Такой, отлитой в слова, мысли не было, и для
психологизмов времени И сил не оставалось. Когда же время появилось, я
отыскал ее в подспудьи. Также не снился мне и Шнитке. Усталось была так
велика, а сна так мало. Какие уж тут сны. Вся война прошла под знаком
сильнейшего недосыпа. Два дня по нулю, на третий - два часа, и далее так. А
это, вместе с водкой, держало нас в таком накале, что за четыре года ни
остудиться, ни выспаться, ни простудиться не удалось.
Смерть - это просто.
Но когда начали убивать нас по одному, оказалось, что смерть - это так
не просто.


ПЕРЕД НАЧАЛОМ


Война шла своим военным ходом, а воспоминания стали едким островком
затишья среди бурунов, водопадов, пожа-ров, землетрясений. Повседневность
долбила в меня, как скульптор зубилом по гранитной голове. Остались далеко
мы-сли о себе, о цели жизни, обо всем в мире - существовали лишь мой
дивизион, Карп Великанов, Костя Соболев, солдат Кролевецкий, комбриг
Цыганков, телефон, связь, обстрел и еще то да се. Я вспоминал (не помню
чье) - если тебя каждый день называть собакой, то начнешь лаять. И я уже
лаял, и ржал, и хрюкал. Изредка возобновлялось человеческое, и то-гда
воспоминания забегали в лающую душу, отмыкая простые Чувства, забитые
ежедневной тоскливой суетой.
Чаще других приходили картинки еще довоенного простора и движения. Они