"Алексей Рубан. Три дня и три ночи (Повесть) " - читать интересную книгу автора

за который я едва успеваю ухватиться руками, чтобы не высадить окно. За ним,
кстати, начинается рассвет. Хмурое небо все обложено тучами, листья деревьев
колышутся под порывами ветра, и это немного успокаивает меня. Во всяком
случае, когда через энное количество времени я соберусь домой, мне не будет
портить дорогу до отвращения надоевшее солнце.
Бдение у окна длится недолго, и вскоре мое полупогруженное в сон тело
возвращается в кровать, где мирно почивает ни о чем не подозревающая
Пьюрити. Я ложусь рядом, бросаю на нее взгляд и спрашиваю себя, что эта
молодая, симпатичная женщина с двумя высшими образованиями и престижной
работой могла во мне найти? Допустим, все произошло от одиночества, потом,
как следствие, возникла привязанность, и в один прекрасный момент она
поняла, что уже не может обойтись без наших встреч. Но куда же, позвольте
спросить, делись вся ее неприступность, загадочность, в конце концов шарм?
Ну, не хочу, не хочу я видеть рядом с собой ласкового котенка, который
станет смотреть мне в рот и восхищаться любым моим жестом. И я знаю, что с
каждым днем, проведенным с ней, буду все чаще и чаще вспоминать о первых,
полных эйфории неделях совместной жизни, когда мы, как нам тогда казалось,
противостояли всему окружающему миру.
Все это понятно, но в таком случае выходит, что я начинаю противоречить
сам себе. Еще вчера, помнится, я мечтал о стабильности, сегодня же мне
необходим фейерверк. Где здесь логика?
А нет ее и в помине, нет и не будет, есть лишь одна непреложная
данность, и заключается она в том, что рано или поздно эгоизм и инертность
окончательно меня погубят.
Последняя сентенция наводит на мысль, что я слишком уж стройно
рассуждаю для человека, выпившего такое количество алкоголя за последние
сутки. Пытаясь найти правдоподобное объяснение этому парадоксу, я до
невероятной степени напрягаю мозг и... без всякого перехода проваливаюсь в
черную бездну, милосердно избавляющую меня от необходимости дальнейших
размышлений.

День второй. Калейдоскоп

"Всеволод Николаевич Победин ненавидел запах камфарного масла. В его
сознании он стойко ассоциировался с их комнатой в коммуне окнами во двор,
парализованной бабкой, вопящей и мечущейся на постели, в то время как
измученная мать пытается наложить это самое масло на старухины пролежни, и
чувством дикой, нерассуждающей ненависти, поднимавшейся в груди
семнадцатилетнего Севы. В такие моменты, когда крики паралитички выдергивали
его из постели в четыре утра, под веками, казалось, скрипел песок, а через
несколько часов начинался очередной рабочий день в любимом вузе, Победин был
способен на все.
Даже на то, чтобы схватить бабку за редкие волосы и раз за разом
впечатывать в стенку, наслаждаясь беспомощными стонами. Самое же страшное
заключалось в том, что, отоспавшись и придя в себя, Сева не чувствовал
абсолютно никакой вины за такие помыслы. Как-то раз он вернулся домой в
омерзительном настроении и застал мать, которая, вся покраснев от натуги,
пыталась поднять с пола перепачканную дерьмом старуху, умудрившуюся
свалиться с кровати. Тогда юный филолог бросился вперед, рывком водворил на
место упавшее тело, а затем двинул кулаком по лицу, больше, правда, похожему